XXVII
Дачный пароход «Товарищ» подходил к пристани Отважное. Как всегда, на берегу собралось много народа – поглазеть на приезжих и посплетничать.
Стоял теплый июньский вечер. Над Заволжьем заходило солнце. Полыхающий закат киноварью залил тихую, спокойную Волгу.
Было тихо, и плеск стучащих по воде плиц «Товарища», и гомон ребятишек на лавах далеко разносились по Волге.
На даче Белецких пили чай – Анна Сергеевна, Женя и Ольга. Ждали Аркадия Ивановича. Анна Сергеевна за эти годы сильно изменилась: совсем поседела и не в меру растолстела. Женя выглядела молодцом, расцвела и похорошела, такой цветущей ее давно не видели.
Сидели на веранде, разговор вертелся вокруг искусства и литературы, затронули и творчество Бушуева. Ольга, читавшая только одну его вещь, слегка нападала на него, Анна Сергеевна и Женя защищали. Потом разговор перешел на него самого, Женя вспомнила прошлое, рассказала о детстве Дениса, вспомнила и про его «роман» с Варей…
– А Варька, по-моему, любит его еще и теперь… – хитро прищурясь, сообщила Женя.
– Господь с тобой! – недовольно перебила ее Анна Сергеевна. – Чепуху ты говоришь. У Вари муж, и они дружно живут.
Женя рассмеялась.
– Это ничего не значит. А я знаю точно, что она его очень любит до сих пор. Простите, Ольга Николаевна, я люблю иногда посердить маму на этот счет. Видите ли в чем дело: между моей сестрой Варей и Денисом был когда-то давным-давно невинный роман. Мама была тогда против этого романа и поторопилась увезти Варю вон из Отважного. А на мой взгляд – напрасно: пара они были бы замечательная. Впрочем, Денис тогда был бешено влюблен в одну крестьянку, женщину редкой красоты, но какую-то шальную.
Анна Сергеевна молча и сердито вздыхала. Ах, как она была недальновидна!
Ольга сидела с края стола, облокотясь тонкой рукой на перила веранды и рассеянно слушала, поглядывая то на Анну Сергевну, то на Женю. Женя ей нравилась; всегда веселая, всегда всем довольная, остроумная, она сразу располагала к себе.
В калитку вошел Бушуев; Женя первая заметила его и радостно сообщила:
– Идет наш отважинский медведь…
Бушуев неторопливо шел к веранде по узкой песчаной дорожке, щелкая тальниковым прутом по листьям лопухов, густо разросшихся кругом – сад был в плачевной запущенности.
В складках белой рубашки его прятались багряно-голубые тени. Он шел и вспоминал отроческие годы: вот по этой самой дорожке он ходил к Белецкому за книгами… Как все здесь, в этом саду, ему знакомо и мило.
Ольга Николаевна мгновенно узнала его. И почувствовала, как радостно и в то же время тревожно забилось сердце. Да нет, не может быть! Это не он! Нет, он, он, он… Тот самый человек, которого она видела на пароходе. И он же – Денис Бушуев? Но как же так: как же он не узнал ее тогда, на пароходе? Но тут она вспомнила, что в больнице он еще плохо видел, а следовательно, не мог ее узнать и на пароходе.
В первую минуту Ольга растерялась ужасно. Она почувствовала, что краснеет, и, чтобы скрыть растерянность и смущение, отвернулась, потянулась через перила к увядающим цветам жасмина. Бушуев тяжело взошел на веранду, радушно и шумно поздоровался с хозяевами и повернулся к Ольге, сидевшей вполуоборот к нему. И в ту же минуту повернулась и она. Смущение ее прошло, и она приветливо, но сдержанно взглянула ему в глаза. Он тоже в первую минуту оторопел.
– Вы?..
– Да, я… – смеясь и протягивая ему руку, ответила она.
Спокойно, чуть улыбаясь, Ольга рассказала Анне Сергеевне и Жене о том, как они с Бушуевым ехали на одном пароходе и не узнали друг друга.
– А знаете, – снова повернулась Ольга к Бушуеву, – меня все время не покидала мысль, что мы с вами где-то встречались раньше, и это очень занимало меня.
– Наверно, ехал инкогнито, как он всегда ездит. Страсть как не любит, чтобы его узнавали, – сообщила Женя. – Денис, чаю?
Разговор стал оживленнее. Денис с Ольгой обменялись общими фразами о житье-бытье.
– А как ваша Танечка?
– Не забыли?
– Нет, не забыл, хотя многое из того, о чем мы с вами говорили в больнице, позабыл, честно говоря.
– Не мудрено.
И оба они – и Денис, и Ольга – стали как-то неестественно приподняты и оживлены. И это слегка бросилось в глаза наблюдательной Жене. Денис глаз не спускал с пушистой русой головы и сверкающей милой улыбки. «Какая она все-таки прелесть», – весело думал он.
Выйдя на кухню, чтобы в чем-то помочь Жене, Бушуев откровенно и восхищенно сказал:
– Какая очаровательная эта ваша Синозерская.
– Да, мы ее очень полюбили. Только, знаете, Денис, у нее много горя, я хочу вас предупредить. В тридцать седьмом расстреляли ее мужа и ее отца, мать умерла. Брат сослан, но бежал этой зимой из лагеря с Печоры и пропал без вести… Так что имейте в виду. И еще: у нее есть жених, который здесь, в Отважном. И это имейте в виду, между прочим.
– О, это очень важно… – смеясь, подхватил Денис, хотя упоминание о «женихе» почему-то очень ему не понравилось. – Спасибо, что предупредили… Впрочем, я шучу, конечно. Я приехал в Отважное работать, и ухаживать ни за кем не собираюсь.
– А если Варька приедет? Возьмет да опять объяснится вам в любви?
– Тогда совсем плохо. Анна Сергеевна выгонит меня.
– Не вы-ыгонит… – знающе протянула Женя и серьезно добавила: – Варю мне жалко, она очень несчастна.
– Зато вы счастливы.
– Я? Да, очень.
Вечером, когда зажгли керосиновые лампы, Женя заиграла на рояле. Играла она плохо, не чета Варе, и сама от души смеялась над своей игрой. О творчестве не было сказано ни слова. Только один раз Ольга спросила у Дениса:
– Над чем сейчас работаете?
– Над новой поэмой о Грозном.
– Почему вы взялись за такую старую тему?
– Не знаю… – засмущался Бушуев. – Она и старая… но ведь может быть и новой, как всякая тема.
Бушуев побыл у Белецких недолго и, сославшись на то, что ему надо работать, стал прощаться. Его стали упрашивать остаться, чтобы познакомить с Аркадием Ивановичем, но он заупрямился и не остался. Прощаясь с Ольгой и задерживая ее маленькую теплую руку несколько дольше, чем следовало бы, он уже ясно отдавал себе отчет в том, что что-то произошло и Ольга стала близка ему необыкновенно. И, быть может, поэтому он и не остался. Ему не хотелось видеть «жениха» Ольги.
Выйдя из калитки и пройдя всего каких-нибудь десять-двадцать шагов, он столкнулся с шедшим навстречу Аркадием Ивановичем.
Хрусталев шел медленно, опустив голову, и о чем-то сосредоточенно думал. И не обратил никакого внимания на Бушуева.
Бушуев пришел домой, сел было писать, но писалось плохо – мысли перебегали с одного на другое. Тогда он достал материалы о Грозном и стал их пересматривать. И зачитался до полночи.
