Работая над поэмой, он испытывал большое творческое наслаждение, которое редко приходило к нему за последнее время. А раз так, значит, он пишет что-то хорошее, настоящее, и это радовало его.
III
Над Волгой широко раскинулся голубой шатер неба, с разбросанными там и тут ватными хлопьями облаков. Белоснежная парусная шлюпка «Гриша», названная Денисом в честь Гриши Банного, сильно накренясь и раскидывая сверкающие брызги, быстро неслась по бурной Волге.
Ольга лежала на палубной обноске возле мачты, спустив руку в воду. Светло-желтый купальный костюм ладно и туго обтягивал ее фигуру. За месяц в деревне она заметно поправилась, загорела и окрепла. Прикрыв глаза рукой, ладошкой наружу, – этот ее жест особенно любил Денис, – она смотрела на Бушуева, рассказывавшего о Манефе. Ветер трепал пушистые волосы Ольги, солнце бросало на них жаркие блики и палило плечи. Кругом с шумом катились волны, вода уютно булькала под днищем шлюпки, и далеко по реке видны были вспыхивающие гребни волн.
Бушуев сидел на корме, упираясь сильными ногами в копани борта и положив руку на руль. В другой руке он держал шкот от паруса, сильно натягивал его, и на его обнаженном до пояса теле упруго играли мускулы.
– Потом она умерла, я уехал в Москву и уже редко бывал в Отважном…
– Я читала где-то о вас… там писали, что вы Отважное любите больше, чем Москву.
– Да, это правильно. Да ведь это и естественно, я здесь родился, вырос, все здесь мне дорого и мило, а Москва – что ж Москва? Она мне чужая.
Пролетела чайка. Курлыкнув, нырнула над Ольгой и снова взмы ла вверх. Ольга проследила ее полет и вдруг сказала:
– Ах, Денис, сколько в вас хорошего, здорового. Но вот одного я никак не могу понять: как вы запутались? Как вы, натура честная и порядочная, не только миритесь со злом, но и сеете зло… как, как у вас поднимается рука брать гонорары за свои книги?
– А почему это вас так интересует? – тихо спросил Бушуев, с оттенком недовольства.
– Потому что… потому что я бы очень хотела видеть в вас человека честного до конца. Неужели вам нравится – будем откровенны – ваша барская жизнь?
– Нет, не нравится.
– Неужели вы не видите контраста между вашей жизнью и жизнью ваших односельчан, которых вы так любите?
– Вижу.
– Стыдно вам?
– Стыдно. И это меня очень мучает.
Он опустил голову и задумался. Ей стало жаль его.
– Денис…
– Да?
– Вы, пожалуйста, не сердитесь на меня, что я так на вас нападаю. Может быть, я не права.
– Нет, вы правы… – тихо сказал он.
Шлюпка приближалась к левому берегу Волги.
– Пристанем? – предложил Бушуев.
– Хорошо…
Он направил шлюпку в застругу и, ослабив шкот, осторожно, боком притиснул шлюпку к крутому скату песчаной косы. Здесь было глубоко. Пробежав по борту, Ольга вылезла на корму. Чтобы не упасть, она схватилась за плечо Дениса. Это мгновенное и нечаянное прикосновение обоих обожгло. Он поднял голову и взглянул на нее. Она стояла во весь рост над ним, вытянувшись и заправляя волосы под купальную шапочку. Она видела боковым взглядом и чувствовала, что Денис смотрит на нее, и это ее волновало. Колени ее были у его лица, и ему стоило лишь чуть-чуть наклониться, и он бы коснулся губами гладкой загорелой кожи. И он с трудом сдержал это желание. Она легко и сильно оттолкнулась и прыгнула в воду, взметая каскад брызг.
Выкупавшись, они переоделись и пошли по берегу. Берег был отлогий, чистый, поросший мягкой травой. Далеко в реку уходили песчаные косы. За полосой травы подымалась впереди невысокая стена суглинистого ската. А выше – начинался могучий лес, где высокие сосны перемежались с елью и с кустами кудрявого можжевельника.
В этот лес и вошли Денис и Ольга. Они шли по густому серому мху, чуть похрустывавшему под нотами. То тут, то там вспархивали краснокрылые кузнечики и, потрескивая крылышками, разлетались в стороны. Дурманяще пахло сосной и хвоей. Было тихо. Только где-то наверху глухо шумели верхушки деревьев.
Денис здесь часто бывал, любил этот лес и знал в нем почти каждый куст и каждое дерево. Осенью он с дедом Северьяном ездил сюда за брусникой и за груздями. Но сейчас он ни о чем не вспоминал и ничего не замечал. Он видел только Ольгу, шедшую чуть впереди и сбоку него. Она шла легко, неторопливо, покачивая цветной летней юбкой.
Говорили мало и неохотно. Перескакивали с одной темы на другую.
Все случилось сразу и бурно.
Ольга нагнулась и подняла с земли какого-то жучка. И остановилась, положив жучка на ладонь и рассматривая его. Денис стоял за ее спиной и заглядывал ей через плечо. Она чувствовала его неровное дыхание, оно жгло ее и волновало. Она понимала, что надо сейчас же, немедленно бросить жучка и двинуться дальше, но почему-то не двигалась. Жучка она не видела, как не видела и своей руки, на которой он лежал, она вся, всем существом своим ощущала лишь близость Дениса и, несмотря на то, что он не касался ее, она на расстоянии чувствовала теплоту его тела. Плохо отдавая себе отчет в том, что делает, Денис тихо обнял ее, и она готовно, покорно повернулась к нему и, блеснув мгновенно выступившими на глаза слезинками, с такой бесконечной любовью и страстью взглянула ему в лицо, что Денис не выдержал, рывком бросил ее на себя и сжал на ее спине руки.
– Денис…
Выгибаясь всем телом, она стремительно обхватила руками его шею и потянулась к нему; он наклонился и поцеловал ее. Мягкие, слегка прохладные губы не хотели отрываться от его губ, и, чуть покачивая из стороны в сторону головой, Ольга как бы пила этот поцелуй. Оторвалась же она лишь на секунду, чтобы шепнуть:
– Боже, как я тебя люблю… как мучительно я тебя люблю.
Они плохо соображали, что делали. Как в тумане, Денис поднял ее на руки и с минуту еще стоял и держал ее на руках, целуя. Ее легкое тело с каждой секундой как бы тяжелело все более и более, беспомощно и покорно обвисая на его руках. И вдруг она скользнула вниз, опустилась наземь, обхватила колени руками и уткнула в них лицо. Денис быстро присел возле и, теряя рассудок, снова обнял ее и крепко прижал к себе. Где-то крикнула беспокойная сойка, перепорхнула с дерева на дерево и снова смолкла. Но они уже ничего не видели и не слышали.
– В глаза, в глаза смотри… – вздрагивая всем телом, шептала она что-то отчаянное и бессмысленное.
Вернулись в Отважное поздно вечером. Сжигаемые свалившимся на них счастьем, они никак не могли оторваться друг от друга, не могли расстаться. И, пристав к берегу, они еще долго сидели в шлюпке, в темноте, обнявшись и радостно переживая то, что случилось.
На тропинке, идущей к дому Широковых, они расстались.
Ольга тихо пошла вверх, перекинув через плечо легкую шелковую косынку, а Денис еще долго стоял и смотрел ей вслед.
