– Молодец, Гриша!.. Ай-да, Гриша! Выдать ему орден Ленина!.. И обняв Ольгу, он долго молчал, что-то обдумывая.
– За границу ему надо пробираться, иного выхода я не вижу.
А наутро Бушуев послал деньги для Дмитрия на адрес дяди Лени. От дяди Лени Ольга знала, что Дмитрий на воле, жив и здоров.
XI
Днем шел дождь, шумел по деревьям, стучал по крышам, бил в окна. Илья Ильич и Белецкий еще утром уехали в Кострому, с намерением пробыть там дня два-три – осмотреть достопримечательности города и съездить в Ипатьевский монастырь, где когда-то скрывался первый царь из династии Романовых – Михаил Романов.
Варя весь день занималась, готовила двадцать четвертый фортепианный концерт Моцарта, который ей предстояло играть в конце года в Москве. Часам к шести вечера дождь перестал идти, из-за лохматых грязных туч, быстро мчавшихся по небу, глянуло закатное солнце, весело, искристо заиграло на мокрой траве и мок рой листве. Тонкий, золотистый луч его заглянул в большую комнату, где Варя занималась, огненно сверкнул на гранях хрустальной вазы с цветами и мирно лег ржаным снопом на пол. Варя устало положила руку на крышку пианино, склонила на руку голову и задумалась. Пальцем правой руки тихо, машинально стала выстукивать «Чижика».
Вошла Женя, веселая, пышущая здоровьем и радостью, и еще с порога фальшиво запела:
Чижик, Чижик, – где ты был?
С милой Варькой водку пил…
Варя подняла голову, грустно улыбнулась. Женя подошла к ней и звонко поцеловала.
– Бросай ты, Варюша, свои занятия, да пойдем куда-нибудь, погуляем… Дождь прошел. Помнишь, как мы в детстве любили по лужам босиком шлепать?
– Нет, Женя, не тянет меня никуда. Скучно как-то…
– Вижу, что скучно. Поэтому и зову тебя погулять.
– Не хочется.
– Ну, тогда посидим и по-бабьи поболтаем. Женя весело крутнулась на одной ноге, крутнулась с такой легкостью и с такой грацией, какой никак нельзя было ожидать, глядя на ее полную фигуру; колоколом распушив юбку, она мягко опустилась на диван и взяла из плетеной корзиночки рукоделье. Варя улыбнулась и, встав, подошла к двери на веранду. В саду было тихо и солнечно.
Чижик, чижик, где ты был? –
снова пропела Женя и, секунду подумав, добавила, смело вылетая из размера стиха:
Со скучной Варькой водку пил…
Варю это развеселило. Она быстро повернулась и, смеясь, тоже пропела:
Чижик, чижик – с ноготок –
Дерзкий Жене дал щелчок…
Это была их семейная песенка, которую они когда-то пели в детстве.
Сестры переглянулись и принялись хохотать.
– Это не к добру… – заметила Варя.
– Все на свете к добру, Варюша… – утешила ее Женя и внимательно посмотрела на сестру.
Варя по-прежнему стояла в дверях, прислонившись плечом к косяку, и по-детски то отставляла левую ногу, то снова ее подтягивала, изображая что-то вроде балетного па. Она стояла против света, легкое прозрачное платье насквозь просвечивало, словно солнце догола раздело ее. Женя залюбовалась ею.
– Ах, Варька, Варька, и в кого ты у нас такая прелесть?
– Ну уж и прелесть!
– Сколько ты, наверно, муженьку своему радости даешь…
– Женя, ну как тебе не совестно… – засмущалась Варя и покраснела: – Циник ты стала ужасный. И чего ты на меня уставилась?
Варя отошла от двери и села на диван рядом с Женей.
– Да чего там притворяться-то! – взмахнула вышиваньем Женя. – Все мы люди-человеки. Терпеть не могу в этих делах общепринятого лицемерия. Я вот ужасно люблю мужа и все, так сказать, с ним связанное…
– А я, Женя, – ты ведь знаешь – не люблю мужа и не люблю, говоря твоими словами, «всего, так сказать, с ним связанного»… А поэтому я лишена той радости, о которой ты говоришь.
Голос ее дрогнул. Она отвернулась и тихо добавила:
– И признаюсь тебе, Женя, что об этой радости я только слышала и читала, но сама… сама я ее еще ни разу не пережила…
Женя положила на колени рукоделье и с тревогой взглянула на сестру. Признание Вари ее поразило, хотя она давно подозревала, что интимная жизнь сестры не клеится.
– Теперь я тебя понимаю, Варюша. И понимаю, что жить тебе так невыносимо тяжело.
– Оставим это… – попросила Варя. – Что сделано, того не поправишь. Илья честный, порядочный человек…
– Да не в этом дело. А просто – мне жаль тебя. А во всем виновата мама, уж если хочешь знать…
– Женя, прошу тебя: не говори больше об этом…
Они помолчали. Варя грустно склонила голову и принялась что-то напевать.
– Варя?
– Что?
– Варя, скажи мне честно: ты еще любишь Дениса?
– Люблю, и очень люблю… – спокойно ответила Варя. – И знаешь что, Женя? Я ведь никогда и не переставала любить его.
– Я знаю это.
– Влюбилась я в него девчонкой, лет четырнадцати, и вот с тех пор… А он, Женя, как-то никогда меня не замечал.
– Это не совсем так.
– Нет, именно так… – твердо и убежденно сказала Варя. – Теперь вот женится.
– Ольга очень славная, – вставила Женя.
– И любит его бешено… – сказала Варя. – Даже как-то болезненно любит.
Женя хитро прищурилась и улыбнулась:
– А знаешь, Варя, прости меня, но ты, по-моему, очень инертна и ленива. С твоей-то красотой! Небольшое усилие с твоей стороны… и – поверь – полетят в разные стороны все Ольги и Ильи Ильичи… Надо насмерть драться за свое место в жизни.
– Бог знает, что ты городишь! – возмущенно сказала Варя.
Она порывисто встала и снова подошла к двери. Сердце ее так забилось, что она услышала стук его. Слова сестры показались ей и страшными и справедливыми в одно и то же время.
XII
Свадьбу Денис с Ольгой справили в начале августа в доме Бушуева в Отважном. Справили очень скромно – своей семьей. Из приглашенных были только Белецкий да Финочка с Васей Годуном. Варя не пришла на свадьбу, сославшись на то, что плохо себя чувствует.
Ни Ольга, ни Денис все еще не могли очухаться от той быстроты, с какой развернулись события: от встречи на пароходе, – больницу они дружно не заносили в счет, – до свадьбы. Регистрировались в Костромском загсе.
– Существуют две развязки нашей любви, и только – две, – сказала как-то Ольга. – Или мы будем необыкновенно счастливы, или очень скоро разойдемся…
Вначале решено было так: после свадьбы Денис с Ольгой уезжают на август месяц путешествовать по Волге и Кавказу. А Елена Михайловна с Танечкой останутся до конца месяца в Отважном, с тем, чтобы ко дню возвращения Дениса с Ольгой в Москву переехать и им туда. Но уже на третий день пребывания Елены Михайловны в доме Бушуева у Анания Северьяныча вышел со старухой небольшой конфликт, что спутало первоначальный план расселения большой семьи.
