Хозяйка притона, Катерина Сутырина, шесть раз отбывавшая срок заключения в тюрьмах и лагерях и имевшая двенадцать приводов, – толстая, красноносая женщина, страдавшая тяжелейшими и продолжительными запоями, сидела на веранде и, широко расставив слоновьи ноги, рубила в корыте острой тяпкой капусту. Поодаль от нее, за колченогим ветхим столом, сидели два жулика: Петька-Сазан и Федор Сычев – и лениво пили чай. Сазан был щупл и низкоросл, с крупными коричневыми веснушками на лице, не исчезавшими даже зимой. Федька был высок, строен и красив. Синяя косоворотка, подпоясанная широким ремнем, ладно обтягивала его широкие плечи. Поверх косоворотки он носил по воровскому обычаю жилет. Жилет был серого цвета и слегка узковат. Из нижнего карманчика тянулась к пуговице часовая цепочка. Большие серые глаза Федьки смотрели ясно и открыто, и в них не было ничего воровского. Кольца густых каштановых волос беспорядочно лезли на потный, мокрый лоб.
В «Катькиной малине» Федька появился всего два месяца назад, после того, как угрозыск сделал облаву на его собственную «малину» в Свердловске. Вместе со своей молоденькой любовницей Танькой ему удалось бежать из Свердловска. С ними же вместе бежали: мелкий воришка-«скокорь» Чиж, вертлявый, юркий паренек, и проститутка Стелла. Вчетвером они благополучно добрались до Горького и «залегли» у Катерины Сутыриной. Первое время никуда не показывались и сидели тихо, и только полтора месяца спустя Федька сделал первый рискованный «скачок» – ограбил продовольственный магазин. Катерина Сутырина быстро сбыла награбленное – это была ее профессия, – и дело вышло ладное. Налет на магазин был очень смел, и выполнил его Федька мастерски. Мастерство и смелость были высоко расценены горьковским жульем, и многие из воров пожелали работать под начальством Федьки Сычева. Восхищенная удалью Федьки, Катерина Сутырина души не чаяла в нем и не знала, чем угодить драгоценному жильцу.
Теперь Федька вместе с горьковским вором Петькой-Сазаном разрабатывал план ограбления одного из складов на берегу Волги. Он никогда не действовал сгоряча, тщательно продумывал все до мельчайших деталей.
Было душно. Федька пил чай лениво, внимательно слушая собеседника. Выслушав же его, он кратко и ясно предложил свой план.
Нещадно палило солнце, по мостовой громыхали телеги, груженные железом. Где-то отчаянно визжал поросенок.
Федька неторопливо допил свой стакан с чаем, встал, потянулся и негромко спросил:
– Тебе все ясно, Петро?
– Ясно… – кивнул головой Сазан. План Федьки ему понравился.
Федька достал из жилетного карманчика массивные золотые часы, мельком взглянул на них и небрежно спросил у Катерины Сутыриной:
– Танька где?
– Наверху, у Стеллы.
Легко ступая кожаными кавказскими сапожками на тонкой подошве, Федька прошел в душные сени и поднялся по скрипучей лестнице, что вела в светелку.
XVII
Степанида Дождева, или – как ее звали в преступном мире – Стелла, была проститутка из ленинградского Интерклуба. Молодая – ей было всего двадцать три года, высокая и стройная, с матово-черными глазами, мягкими и умными, в веночках длинных, прямых ресниц, она была необычайно подвижна и грациозна. Она мастерски, на цыганский манер играла на гитаре и пела цыганские песни. Голос у нее был низкий, красивый, и пела она выразительно. Когда пела – жемчугом сверкали зубы, а на губах появлялась и порхала та таинственная, манящая улыбка, что сводила с ума мужчин.
Интерклуб, общение с иностранцами пообтесали ее, она ловко умела держаться в обществе и знала несколько фраз по-английски и по-французски. В Ленинграде Стелла жила на широкую ногу и редко попадала в тюрьму. А если и попадалась, то вскоре выходила на волю. И кто знает, как бы долго еще продолжалась ее привольная жизнь, если бы не последний арест. На этот раз Стеллу арестовал НКВД. После короткого допроса следователь предъявил ей обвинение по 35-й статье и сказал, что упечет ее лет на пять в концлагерь. Но тут же предложил Стелле компромисс. Он немедленно ее освобождает и даже разрешает заниматься проституцией, но с одним условием: по совместительству с проституцией Стелла должна стать секретным осведомителем.
– Теперь ты будешь красть у иностранцев не только деньги, но и все сведения об их странах, какие сумеешь выудить. Деньги бери себе, а сведения – нам… – заявил следователь. – Выспрашивай, выпытывай.
Стелла, добрая по натуре и по-своему честная, возмутилась и накричала на следователя.
Следователь жестоко избил ее и дал на размышление три дня. На третий день Стелла согласилась и внимательно выслушала все инструкции. Согласилась даже и на то, чтобы регулярно посещать секретную школу, где ее обучат не только шпионажу, но и иностранным языкам.
На другой день ее выпустили из тюрьмы, а ночью она бежала из Ленинграда и пробралась в Свердловск, где у нее были знакомые воры и проститутки.
Свердловское жулье приняло ее радушно. Но вскоре случилось то, что уж никак не входило в планы и расчеты Стеллы. Как-то зимой появился в «малине» беглец из лагеря. Ему нужны были фальшивые документы и оружие. И хотя он был «фраер», то есть не вор и не жулик, все к нему отнеслись очень хорошо. В «малине» он прожил неделю и, купив у жулья браунинг и «липу», однажды ночью исчез. И скоро о нем позабыли. Но не забыла беглеца Стелла. Этот невысокий, крепкий и молчаливый человек, со светлыми, голубыми глазами, неотступно вспоминался ей – было в нем что-то такое, что отличало его от других мужчин, с которыми Стелле приходилось встречаться и которых, благодаря своей профессии, Стелла презирала и ненавидела. Резко отличался он и от воров, к которым Стелла относилась или дружески, или равнодушно.
Она никого и никогда не любила. Пятнадцати лет ее изнасиловал отец – сумрачный и нелюдимый полотер. Потерявшаяся от горя мать облила спавшего отца кипятком – целый полуведерный чугун вылила ему на лицо. Отец ослеп и вскоре умер в тюремной больнице. Мать – повесилась.
Стелла осталась одна. Начались годы скитаний и нужды, приведшие ее в Интерклуб. Чувство любви было совсем новое для нее чувство и захватило ее всю, целиком. И она стала сильно и всерьез тосковать по светлоглазому беглецу и слонялась из угла в угол без дела. Ее новый «наводчик» Фомка Морозов, решивший подзаработать на Стелле, несколько раз указывал ей на заезжих ответработников, пьянствовавших в ресторанах, но Стелла всякий раз под разными предлогами отказывалась от знакомства с ними. Фомка приходил в бешенство.
– Сука! – кричал он. – Даровой хлеб только жрешь! Вот я жулью доложу!..
Но Стелла не боялась его угроз, она знала, что находится под крепкой и надежной защитой Федьки Сычева. Федька, сам страдавший находившей на него время от времени черной тоской, решил, что у Стрелки (он звал ее Стрелкой) «душа надломилась», и оберегал ее.
– Это бывает… – говаривал он. – И у меня бывает – чёрт-те знает что в башку лезет. Ничего. Пройдет. И у Стрелки пройдет. Дайте девке время.
И Стеллу оставили в покое.
XVIII
