XXIX
С весны 1940 года началась жестокая борьба с преступностью и продолжалась все лето вплоть до глубокой осени. Целые армии агентов угрозыска и милиционеров устраивали облавы, громили воровские притоны и «малины», делали налеты на подозрительные дома и квартиры. Начавшаяся в Москве кампания быстро перекинулась в провинцию и вскоре охватила всю страну.
«Особое совещание» работало день и ночь. Судили заочно. Улики были необязательны. 35-я статья Уголовного кодекса достаточно растяжима, чтобы подвести под нее любого человека, не имеющего определенных занятий и определенной профессии. И эшелоны с «тридцатипятниками» катились по всей стране, увозя в концлагери десятки тысяч новых арестантов.
Облавы устраивались не только на воровские притоны, но и на рестораны, вокзалы, пивные, базары и даже – на танцевальные площадки в городских садах. Проверяли документы и арестовывали подозрительных.
В конце августа разгромили и «Катькину малину» в Горьком. Было арестовано двенадцать человек, в том числе Сазан, Чиж, Танька и сама Катерина Сутырина. Федору Сычеву только чудом удалось бежать.
Дмитрий заторопился с отъездом в Кинешму. Перед отъездом он случайно встретил на набережной Катерину Сутырину. Ее освободили, и от нее он узнал, что на допросах особенно интересовались Стеллой.
Дмитрия это страшно разволновало, и в тот же день, с вечерним пароходом, он выехал в Кинешму.
XXX
Стелла третий день ждала Дмитрия в Кинешме. К девяти часам вечера она приходила на «поплавок» – плавучий ресторан на Волге – и садилась в уголке за самый отдаленный столик. Все эти дни Стелла думала только об одном: как сказать Дмитрию о постигшем ее горе. Гришу Банного она готова была разорвать на куски, и, вероятно, разорвала бы еще тогда, в кутке, если бы Гриша вовремя не убежал.
Было начало сентября, и на открытой палубе ресторана было свежо. Огоньки бакенов тускло отражались в смоляной воде. От пассажирской пристани медленно отваливал пароход, сверкая огнями. Положив подбородок на поручни, Стелла задумчиво смотрела на реку. Ей было очень тяжело. За ее спиной стоял галдеж, звякала посуда, всхлипывал баян.
– Бей! – истерически кричала какая-то женщина. – Бей, говорю!.. Только опосля не жалуйся!
– Стерва!.. – мычал густой бас.
– Товарищи, нельзя ругаться в местах публичного скопления… – увещевал официант.
…Над ти-ихим ёзером спа-акойным
Га-а-арят па-аследние лучи… –
заливался под баян чей-то дребезжащий тенорок.
В начале одиннадцатого часа Стелла собралась было уходить, но как раз в эту минуту пришел Дмитрий. Он бесшумно отодвинул стул и сел возле Стеллы. Она вздрогнула и повернулась.
– Митя… – тихо и радостно ахнула Стелла. Глаза ее мгновенно наполнились слезами.
– Что подать? – спросил подошедший официант.
– Пива… – кратко бросил Дмитрий. – Две бутылки «Трехгорки».
Официант ушел.
– Ну, как ты, Стрелка? – мягко и весело спросил Дмитрий.
– Ничего… – сквозь слезы ответила Стелла и потупилась.
– Ну, будет, будет… Что ты раскисла?
– Так… Люблю тебя очень.
– А как насчет…
Он не договорил, а Стелла робко сказала:
– Плохо.
– Почему – плохо? – нахмурился Дмитрий.
Глотая слезы и сбиваясь на каждом слове, Стелла путано рассказала о том, как Гриша Банный утопил корзинку. Против ее ожидания, Дмитрий совсем не рассердился:
– Ты не огорчайся, Стелла, – спокойно сказал он. – Тут… многое изменилось. Может быть, даже очень хорошо, что Гриша утопил свинец. Я от производства дроби отказываюсь… – добавил он с улыбкой.
В самом деле, уже на третий день после отъезда Стеллы Дмитрий стал задумываться. Подпольная типография – дело громоздкое и рискованное. Да пожалуй, что и – малополезное. И чем больше он раздумывал над этим, тем все больше склонялся к тому, что и от этого надо отказаться. И – отказался.
– Теперь вот что, Стелла: тут дело похуже есть… – строго сказал он. – Тебя усиленно ищут. На «Катькину малину» была облава. Сазана, Чижа и Екатерину арестовали. Федька убежал.
– А Таня? – быстро спросила Стелла.
– Таня тоже арестована… Екатерину через три дня выпустили. Выпустили, по-моему, не зря. За нею следят. Я видел ее. Рассказывала – ищут тебя, выпытывали, где ты, куда уехала…
– А тебя? – тревожно перебила его Стелла.
– Нет, про меня ничего не спрашивали… – спокойно ответил Дмитрий и, подумав с улыбкой, добавил: – Меня, брат Стрелка, ищут в другом месте… Так что знай, что тебя ловят. И скажи ты мне, пожалуйста, чем это ты им так насолила?
Подошел официант и поставил на стол стаканы и бутылки с пивом.
– Что еще?
– Ничего. Спасибо… – мрачно ответил Дмитрий.
А когда официант отошел, снова спросил у Стеллы:
– Так чем же?.. Должно быть, ты от меня что-то скрыла и не все рассказала.
– А ты мне разве все о себе рассказал? – обиделась Стелла.
– Ну, я… я другое дело… – усмехнувшись, сказал Дмитрий, понимая, однако, что упрек Стеллы по-своему справедлив.
– Скрыла. Это верно – скрыла… – вздохнула Стелла. – Они из меня хотели шпионку сделать. Чтобы я, значит, с иностранцами спала и выпытывала у них всякое там… Я согласилась, чтобы только из тюрьмы выйти. А как только вышла, так и удрала из Ленинграда. Вот и все.
Дмитрий задумчиво стучал пальцами по столу.
– Это плохо, Стелла. То есть то, что ты отказалась, это хорошо. Но они тебе этого никогда не простят. Это ты помни.
– Митя… – тихо позвала Стелла.
– Что?
– Митя, давай уедем куда-нибудь вдвоем, а?
– Куда ж?
– А я не знаю. Только – подальше куда-нибудь. Обоих нас ловят… не бросай меня. Я ведь очень тебя полюбила. Я, как раба, тебе буду… Не бросай меня, Митя.
Она с такой мольбой и с такой бесконечной нежностью смотрела на него, что у Дмитрия что-то защекотало в горле. «А она больше человек, чем так называемые порядочные люди», – мелькнуло у него. Раздумывал же он только одну минуту и, мягко положив свои тяжелые руки на руки Стеллы, тихо сказал:
– Ладно, Стрелка, не горюй. Поедешь со мной. Я теперь на Кавказ еду… А в самом деле – поедем вместе!
Стелла низко склонила голову, и Дмитрий почувствовал, как на его руки упали одна за другой две горячие слезинки. Первый раз в жизни Стелла плакала не от горя, а от радости.
XXXI
Переночевали у знакомой Стеллы, в маленькой комнатушке, в подвале. Проснулись поздно и сейчас же принялись собираться в дорогу. Повеселевшая Стелла, комкая юбки и кофточки, без разбору запихивала их в чемодан. Дмитрий, стоя над грязным, вонючим тазом, умывался из глиняного рукомойника с отбитым носом. Искоса наблюдал за Стеллой.
