Возможно, тело Цезаря сдалось, но не его воля. Он снова повторил свои требования.
– Дай им еду и во…
Прежде чем он смог закончить, Полковник вытащил свой пистолет и выстрелил в Перси, убив его на месте. Тело орангутанга упало на снег рядом с Цезарем, который не успел отреагировать на выстрел. С невероятной скоростью он вскинулся, но Полковник приставил дуло своего пистолета к его макушке. Холодный металл надавил на его череп.
– Скажи им, – спокойно сказал Полковник. Его голос был едва слышен, в отличие от голосов возбужденных обезьян, которые надрывали глотки от страха. Его голос был похож на отдаленное эхо выстрела, которое все еще звучало в ушах Цезаря.
Он бесстрашно взглянул на Полковника, ненавидя его так, как он никогда раньше не ненавидел никого из обезьян или людей. Бессмысленная смерть Перси была еще одной жестокостью, которую нужно было добавить к списку преступлений Полковника против обезьян. Никакие человеческие слова не могли выразить глубины ярости Цезаря. Его избитое тело била дрожь.
– Пять, – начал Полковник. – Четыре…
Пистолет прижался к макушке Цезаря – он не шевельнулся. Если он должен умереть, доказывая Полковнику и своему народу, что к обезьянам нельзя относиться как к животным, – пусть так и будет. Он и раньше рисковал своей жизнью, защищая свой народ. Он с радостью пожертвует ей сейчас.
– Три… два…
Рассыпавшиеся мелкие камешки застучали по стене – это одна из обезьян взяла в руки упавший кусок скалы, прогнувшись под его весом. Повернув голову, Цезарь увидел, что это была Озеро, вернувшаяся к работе в отчаянной попытке сохранить ему жизнь.
«Нет, – подумал он в отчаянии. – Не делай этого для меня».
Но было слишком поздно. Еще одна обезьяна подняла камень из груды камней, потом еще одна, и еще.
Цезарь с тревогой смотрел на то, как его обезьяны возобновили работу на стене, как они разбирали свои инструменты – все его страдания пошли прахом.
«Я проиграл, а он – победил».
Человек опустил пистолет и сунул его в кобуру. Потом он повернулся к Рыжему и пролаял команду.
– Эй ты, осел, подвесь его.
19
В центре тюремного двора, для всеобщего обозрения, был построен помост. Рыжий привязал Цезаря к высокому деревянному кресту, стоявшему на нем, обмотав запястья и лодыжки длинными кусками толстой веревки. Пока он этим занимался, вооруженные люди не спускали с них глаз. Цезарь не сопротивлялся, просто бессильно повис на кресте. На его лице засохла грязь.
«Это совсем на него не похоже, – подумал Морис. – Что они с ним сделали?»
Орангутанг опустил бинокль, ужаснувшись тому, чему он только что был свидетелем. Он и остальные смотрели на лагерь с выступа, нависавшего над дном каньона. Рядом с ним лежали Ракета и Плохая Обезьяна, стараясь не высовываться, чтобы не попасть на глаза находившимся внизу людям, а девочка, как обычно, цеплялась за его спину. Среди охранников Морис заметил одного солдата, того самого, кого Цезарь помиловал не так давно.
«Вот тебе и благодарность», – подумал он.
Ракета следил за выражением его лица, пытаясь догадаться, что Морис увидел. Орангутанг протянул ему бинокль, чтобы он сам мог посмотреть – он был слишком потрясен увиденным и не мог ни говорить, не жестикулировать.
– Плохое место, – уже не в первый раз повторил Плохая Обезьяна.
Когда остальные обезьяны перестали реагировать на его замечания, он стал обращаться к девочке, от страха пытаясь говорить с каждым, кто хотел его слушать.
– Плохое, очень плохое место.
Девочка безучастно смотрела на него.
Взглянув в бинокль, Ракета грустно вздохнул.
– Что там? – беспокойно спросил Плохая Обезьяна. Выглядел он так, как будто в любой момент был готов сбежать. Он постоянно ерзал, не в состоянии сидеть спокойно от страха.
– Что ты видишь?..
Ракета перевел взгляд с Цезаря на вход в каньон. Морис знал, что он там увидел – множество закованных в цепи обезьян, трудившихся над громадной стеной. И не просто каких-то обезьян, а обезьян из крепости, тех, которые должны быть на пути к новому дому. Тех самых обезьян, которых Цезарь приказал найти, если он не вернется.
«Наши обезьяны, – подумал Морис, – попали в рабство».
Ситуация в каньоне была во много раз хуже, чем они ожидали. Они спустились со скалы в поисках Цезаря, нарушая его же приказ бросить его, если он не вернется к рассвету, и что они обнаружили – присоединяться было не к кому. Все обезьяны были здесь, в этом проклятом месте, и были пленниками Полковника и его солдат.
Ракета опустил бинокль.
«Надо что-то делать, – сказал он знаками. – Теперь только мы можем их спасти».
Морис мрачно кивнул, хотя было совершенно неясно, что они могли сделать в сложившихся обстоятельствах. Они уже потеряли Луку и, возможно, и Цезаря. Как три обезьяны смогут освободить свой народ от армии людей?
– О нет! – воскликнул лежавший рядом Плохая Обезьяна.
Морис повернулся и увидел, что сбитый с толку шимпанзе смотрел не в тот конец бинокля; на его лице был ужас.
– Почему они такие маленькие?
Вздрогнув, он опустил бинокль. Морис и Ракета посмотрели друг на друга. Это было бы очень смешно, если бы Плохая Обезьяна не остался их единственным союзником. Вздохнув, Ракета протянул руку и перевернул бинокль, а потом отдал его обратно Плохой Обезьяне. Тот снова приложил его к своим глазам и снова удивился.
– Ох-х-х, – только и сказал он.
* * *
Рыжий, закончив привязывать Цезаря к кресту, подергал за узлы, проверяя их крепость. Цезарь поморщился, но ничего не сказал – он слишком устал, чтобы возражать. Пастор поморщился при виде этой жестокой процедуры.
– Ладно, – сказал человек. – Так хорошо.
Рыжий посмотрел на Пастора – тот наклонил голову и смотрел на ступеньки, которые вели с помоста вниз. Рыжий взглянул на Цезаря, скривился, посылая другим обезьянам презрительную ухмылку, и пошел вниз по ступенькам. Задержавшись, Пастор проследил за Рыжим и робко подошел к Цезарю. Оглянулся, чтобы убедиться, что за ним никто не следит, и приглушил голос.
– Слушай, я твой должник, – сказал солдат, – так что давай я все тебе объясню, ладно? Я думаю, он тебя уважает, это точно… вот почему ты еще живой. Но поверь мне, он может сделать еще хуже, чем это. Я видел это своими глазами.
Испуганное выражение его глаз намекало на ужасы, случившиеся в прошлом. Он приглушил голос до шепота.
«Ты не должен злить этого человека. Понял? Так что лучше… Поумерь свой пыл», – показал он жестами.
Нервно оглядываясь, Пастор спустился вниз по ступенькам, оставив Цезаря на помосте одного. От предупреждения молодого солдата Цезарю стало еще страшнее за своих обезьян. Уж если люди боялись того, что мог сделать Полковник, что могло ожидать обезьян?
