Иван, весь взмокший от волнения и духоты в шкафу, с облегчением перевел дух. Кажется, предок, сам того не зная, спас его, и Генриетта Густавовна сейчас отправится к Королевым.
В следующую секунду так и случилось. Дверь хлопнула. Электронный замок с жужжанием защелкнулся.
Выждав на всякий случай пару минут, мальчик покинул свое убежище и стал слушать, что делается на лестнице. Судя по гулу лифта, бабушка уже поднималась вверх, к Королевым. Затем гул смолк. Иван приоткрыл дверь. До него донеслись приглушенные несколькими этажами восклицания, и все стихло. Иван, натягивая на ходу куртку, кинулся обратно в школу.
К счастью, Константин Леонидович работал достаточно далеко. Пока он будет добираться домой, три раза можно добежать до школы. Сворачивая с Ленинградского на улицу Правды, Иван посмотрел на часы. История, конечно, давно началась. Ничего, обойдется без него. Правда, ещё остается нормально проникнуть в школу. Нормально — это значит, не встречаясь с Рогалевой-Кривицкой или Тарасом Бульбой.
Ивану повезло. При входе не оказалось даже охранника. Лишь у входа в раздевалку дремала гардеробщица Анна Ивановна. Когда Иван прошмыгнул мимо, она сонно пробормотала:
— И чего бегаешь, уроки ведь.
— Так надо, — Пуаро не стал вдаваться в подробности и понесся на свой этаж. На лестничной площадке он отдышался. До конца истории ещё оставалось время. Можно послушать, что там, на кассете.
Нацепив на голову наушники, Пуаро включил плейер. Минут пять длился шум морского прибоя с тиканьем. Ивану это наскучило. Он перемотал кассету дальше. Снова включил. То же самое. «Кажется, бабка моя и впрямь того, — подумал он. — Как можно такую чушь слушать? И ещё требовать специально для этого собственный плейер». Ему пришла в голову хулиганская мысль: «Что если подсунуть ей в следующий раз вместо этой не пустую кассету, а какую-нибудь сверхзабойную музыку?»
Представив себе реакцию Генриетты Густавовны, он усмехнулся. Идея была заманчивой, однако делать этого не стоило. Ибо последствия не замедлили бы сказаться, и тогда уж Ивану и его друзьям нипочем не разгадать тайны морского прибоя.
А в наушниках все так же нудно шумело и тикало. Иван снова включил перемотку. Когда он опять принялся слушать, ему показалось, будто прибой стал звучать тише, а тиканье, наоборот, громче.
«Огромные изменения, — усмехнулся он. — Ну и музыка. Правда, может, я просто до такого не дорос. Недаром же бабка мне постоянно пеняет: мол, для тебя искусство — закрытый мир. Такое, наверное, действительно для меня закрыто».
Кто-то потряс его за плечо. Иван оглянулся. На него с усмешками взирала Команда отчаянных в полном составе.
— Как заслушался-то, а? — тряхнула золотыми кудряшками Варя.
— Дай сюда, — стянул наушники с головы Пуаро любопытный Герасим.
— Почему это, Мумушечка, ты первый? — Варя ловко вырвала у него из рук наушники.
— Потому что я первый сказал, — вновь завладел наушниками Каменное Муму. — А кто первее, тот и правее. Сама, что ли, не знаешь? Закон природы.
И долговязый Герасим с победоносным видом водрузил наушники себе на голову.
— По закону природы, Мумушечка, знаешь, что великий русский писатель Иван Сергеевич Тургенев с таким, как ты, сделал? — мстительно осведомилась Варя.
— Во-первых, не Иван Сергеевич, а его персонаж Герасим, — Муму не давал ей стянуть с себя наушнки.
— Еще лучше! — громко расхохотался Баск. — Ты же у нас Муму и, одновременно, Герасим. Значит, сам себя потопить должен!
— Отстаньте со своими глупостями, — отмахнулся Муму. — Я, между прочим, слушаю.
— Там и слушать нечего, — сказал Иван.
— Как это нечего, — не согласился Герасим. — Пикает.
— Не пикает, а тикает, — поправил его Пуаро.
— Какая разница, — откликнулся Муму. — Главное, шум и ритм. И это, наверное, что-то значит.
— Это значит, Гер-расим дур-рак! — Варвара мастерски сымитировала голос попугая Королевых.
— С больными не разговариваю, — ответил Герасим.
— Слушайте, больные-здоровые, — вмешался Павел. — Должен вам напомнить, что это сегодня последняя большая перемена, а я, между прочим, голодный.
— Дуем в столовую, — поддержал его Сеня. — Можем и там все обсудить.
— Можем, — согласился, в свою очередь, Каменное Муму.
Воспользовавшись тем, что он на мгновение ослабил бдительность, Варя, подпрыгнув, сдернула с него наушники и со словами: «Послушай, уступи другому», — надела их себе на голову.
Пока ребята стояли в очереди, каждый успел вкратце ознакомиться с любимой записью Генриетты Густавовны. Для экономии времени они, по предложению Луны, делились наушниками и слушали по двое. А главное, выяснилось, что до самого конца кассеты ничего, кроме морского прибоя и тиканья, не возникает.
Взяв сок и булочки, Команда отчаянных уселась за столик.
— Булочки сегодня черствые, — откусив, забрюзжал Герасим. — Во, люди, — покосился он на буфетчицу в белом колпаке. — Вчерашние продают по цене свежих. А обязаны скидку делать.
— А ты пойди, Герочка, им скажи, — посоветовала Варвара. — Но вообще-то, — со скорбным видом добавила она, — скупость, Мумушечка, никого не украшает.
— Это не скупость, а справедливость, — упрямо выпятил подборок Муму. — Должны соблюдаться законы коммерции.
— Тогда, по законам коммерции, просвети, Герочка, сколько ты должен нам приплачивать за то, что мы столько лет ежедневно терпим твое занудство?
— Ну ты, Панова, передергиваешь, — подмигнул друзьям Баск. — Мы Герку терпим не ежедневно. Так что, Муму, при калькуляции нашего морального урона можешь вычесть дни, когда болел, потом все летние каникулы за семь лет школы, ну и по выходным мы иногда тоже не встречаемся.
Герасим надулся.
— А интересно, какую я должен получить компенсацию за Варькины идиотские шуточки?
— Друзья, эксперимент удался, — хихикнула Варя. — Видишь, Мумушечка, я тебя отвлекла, разозлила, и ты, сам не заметив, все свои булочки слопал. Это тоже закон коммерции. Называется: «задалбывание клиента». Иди теперь, доказывай, что булочки были несвежие.
— Герка, — Луна похлопал Муму по впалому животу. — Эксгумацию будем делать?
— Вот я тебе сейчас такую эксгумацию устрою! — взревел Герасим.
Проходивший в это время мимо с подносом их тщедушный белобрысый одноклассник Вова Яковлев вздрогнул и на всякий случай попятился. Это не укрылось от Баскакова. Он ободряюще произнес:
— Живи спокойно, шмокодявка. Тебя не касается.
— А я и так совершенно спокоен, — поняв, что его жизни и впрямь ничего не угрожает, осмелел трусоватый Яковлев.
— Ребята, о булочках и о Вове потом, — вмешался Иван. — Вы что-нибудь в этой штуке поняли? — и он постучал указательным пальцем по лежащему на столе плейеру.
