— Я точно помню!
— Голова не соображает после этих долбанных допросов… А, ну да, во-вторых. Они там пытаются на организаторов выйти. Вторую группу, которая в город прибыла, вроде задержали. Работают с ними. А уж наработают что-нибудь или нет, мы с тобой этого не узнаем никогда. Знаешь, почему?
— Потому что наша задача карманников ловить и не вые… ваться.
— В точку, — Богданов зевнул и посмотрел на часы. — Восемь часов уже… Нет желания по пивку пропустить?
Гущин поколебался, чувствуя всю ответственность момента. С тех пор, как погиб Курилин, Богданов ни разу не перешагивал порог их любимого бара. Сейчас, значит, решился. Значит, жизнь возвращается в свое русло. Уже хорошо.
— Почему бы нет. Только недолго. Нам же завтра опять на допрос в комитет мотаться. Если бы я знал, сколько нас дрючить будут за каждый сделанный из пистолета выстрел, ходил бы с рогаткой.
Богданов хмыкнул.
— А ты, думаешь, почему я травматик купил? Чтобы с этими бюрократами никогда не связываться.
Они вышли из здания ОВД. Вывеска любимого бара горела приветливым огнем через дорогу от отделения полиции. А на ее фоне вдруг возник знакомый девичий силуэт. Гущин не без удивления узнал в нем Олю.
— Привет, — сказала она.
— Привет, — Гущин был растерян. — Ты… Ты к следователю? По делу своего… ну, парня? Его вроде в другой отдел передали.
— Вообще-то я к тебе.
Оля покосилась на Богданова. Гущин тоже. Богданов понимающе хмыкнул и направился к бару в одиночку. Гущин догонит.
Войдя в знакомое помещение, Богданов вспомнил, что в последний раз был здесь… Да, в тот самый день. За 15 часов до смерти друга, с которым они работали ноздря в ноздрю долгих 15 лет. Магия чисел, не иначе.
Заказав пива, Богданов пристроился за столиком у окна. Он видел, как Гущин и Оля разговаривают. Несколько раз официантка клала руку ему на грудь. И очень часто улыбалась. Улыбка была почему-то виноватой, словно Оля нашкодила, но чертовски милой. Потом Гущин достал сотовый и стал тыкать кнопки, а Оля открывала рот. Напоследок девушка обхватила своими пальцами его, сказала что-то и пошла прочь.
Гущин дважды обернулся перед тем, как добраться до бара.
— Она здесь что, больше не работает?
— Уволилась, еще неделю назад. Говорит, шла мимо, и…
— Ну ты и придурок, Антоха, — покачал головой Богданов.
— Что? — парень растерялся. — Почему? Что не так?
— Иди за ней.
— Чего?
— Я говорю, возьми свои тупые ноги в свои тупые руки и просто иди за ней. Прямо сейчас.
До Гущина доходило медленно. Но все же дошло.
— Хм. Ну да, наверное, так правильно будет… Черт. А вы?
— Да вали ты уже, — разозлился Богданов.
Гущин кивнул и испарился. Через окно Богданов видел, как его молодой напарник скакал, перебегая оживленную улицу, и одновременно звонил по сотовому телефону.
Богданов выпил одну кружку, исключительно в дань памяти былым временам, когда они сидели здесь вдвоем с Курилиным, а позже, когда присоединился новичок, втроем, и просто коротали время. Устраивали себе небольшую подзарядку между ежедневной рутиной работы в подземке.
Он вспомнил Курилина и его жену, которую видел лишь пару раз. Ничего путного из брака у покойного друга так и не вышло. Зато сейчас где-то на юге России живет девушка, продолжавшая род Курилина, потому что в ее жилах течет его, отцовская, кровь. Потом Богданов подумал о Гущине и невольно усмехнулся. Он надеялся, у парня все будет хорошо. Парень, конечно, придурок, но со временем что-то из него вполне могло получиться.
Непонятным оставалось только одно. Что получилось из самого Богданова.
У двери Полины он стоял через сорок минут. По пути к ней Богданов много думал. Репетировал слова, которые скажет ей. Он собирался продолжить разговор, который оказался у них последним. Полина была неглупой женщиной, а еще ему с ней было спокойно. Возможно, это и есть то, к чему нужно стремиться в его возрасте?
Полина открыла дверь с улыбкой на лице, но улыбка стерлась, когда она узнала Богданова.
— Ой, — растерянно сказала Полина.
— Извини, что я без звонка. Я тут просто… Ну, понимаешь… Я долго думал над тем, что ты мне тогда сказала. И я, наверное, мог бы попробовать… Ну, если ты не против…
— Вить, — сказала Полина, и это звучало так, словно она хотела сказать нечто вроде «Пожалуйста, замолчи». Богданов замолчал. Тогда Полина повторила: — Вить… Я думала, ты… пропал. Совсем. Я не одна сейчас. У меня… ну, мужчина. Понимаешь?
— Черт, — отозвался Богданов. — Неловко получилось.
— Наверное. Ты это… Прости меня.
— А говорила, что у тебя нет шансов, — Богданов улыбнулся и, повинуясь секундному порыву, поцеловал Полину в щеку. — Удачи тебе. Искренне.
Хорошо хоть, цветы не купил.
Зато по дороге домой купил пива. Расположившись на своем продавленном диванчике, Богданов приглушил свет и взял в руки гитару. Он забренчал — осторожно, перебирая струны кончиками пальцев — одну из любимых рок-н-рольных песен юности. Ушедшего времени, когда все было понятно, легко и просто. Позади были лишь мечты, а впереди — вся жизнь.
