— Иди домой! — рявкнул Крук. Он рванул к выходу, но тут же обернулся и пролаял в дежурку: — Кто из оперов на месте?
Гончар просунул лицо в стеклянное окно перегородки, вырезанное между прутьями решетки. На лице не было ни кровинки.
— Буров, но он занят по наркотикам, — выпалил он, голос звучал непривычно тонко. — Гензер едет туда, на ходу обзванивает остальных, вроде Муртазин сейчас подтягивается!
— Все наряды в тот сектор! — убегая, приказал Крук. — Прочесать все! Акулов, доложи в область, СЕЙЧАС!
Крук скрылся в двери, порывом ветра с улицы ее захлопнуло так, что задрожали стены. В тот же миг за окнами блеснула ослепительная молния. Стоящая рядом с Володей испуганная и кажущаяся маленькой и беззащитной Вера что-то сказала, но ее голос заглушил раскат грома.
— Что?
— Господи, — тихо повторила она.
Вспышка молнии выхватила из темноты экипаж ППС с распахнутой дверцей, стоящий около кустарника. Голос Крука прорезал тоскливый и панический вой полицейской сирены:
— Вон они! Туда!
Начал моросить дождь. Матерясь, водитель дежурной «Газели» включил дворники. Фургон, подпрыгивая на каждой кочке — дорога на пустыре отсутствовала, это было поле, все поросшее травой и в рытвинах, отделяющее окраину Елецка от стихийной свалки. Пронзая темноту светом фар, «Газель» подъехала к экипажу. С пистолетом в руках Крук выпрыгнул из машины и бросился к экипажу.
— «Скорую»! — крикнул он назад.
Первым Крук увидел Гузаревича. Тот лежал на животе около машины, вывалившись с переднего пассажирского сиденья. Крук схватил его за плечо и, дернув вверх, переернул на бок.
Этот взгляд врезался в память Круку навсегда. Переполненные ужасом и болью, выкаченные глаза Гузаревича вращались. Он хватал воздух ртом, из которого хлестала кровь. Гузаревич захрипел и попытался вцепиться в Крука, но слабеющие пальцы умирающего лишь сучили по кителю капитана.
— «Скорую», б… дь! — взвыл Крук. — Гузаревич, все хорошо, мы здесь! Мы тебя спасем, слышишь? Твою мать… «СКОРУЮ», где «скорая»?!
На бронежилете Гузаревича виднелись три дырки, из которых выглядывали поблескивающие в свете фар деформированные пули. Четвертый выстрел угодил в район подмышки, незащищенной жилетом. Пуля прошла насквозь, продырявив как минимум легкое.
— … Пусть еще быстрее, нам плевать, здесь сотрудник! — кричал водитель в ручную рацию, выпрыгивая из фургона и бросаясь к машине ППС. — Ранение, огнестрел!
Ярко вспыхнула молния. В свете ослепительной вспышки Крук увидел Сушко. Тот лежал в водительском кресле, упав грудью на руль. Пуля снесла ему половину черепа. Крук сжал зубы и зажмурился, лишь сдавленно бубня истекающему кровью и конвульсирующему Гузаревичу:
— Дима, они уже едут. Терпи, парень, терпи. Ты мужик. Слышишь? Это сирены. Это «скорая». Они близко…
— Пиши быстрее! — рявкнул Буров. — Я не могу с тобой всю ночь возиться!
— Я стараюсь, — подавленно пробормотал Семен. Его рука дрожала, но он послушно писал, не прерываясь ни на секунду. Это была уже вторая страница его чистосердечного признания.
В дверь заглянул Володя.
— Можно тебя?
— Твою мать, — нервно прошипел Буров. Схватив со стола сигареты и зажигалку, он пригрозил Семену:
— Пиши и не лапай тут ничего, увижу — руку сломаю!
Выйдя в коридор, Буров закурил. Его колотило. Дико — настолько, насколько это было возможно, но озноба в руках — хотелось выпить. Вторая ночь без сна. Плюс только что он узнал о расстреле ППСников. Плюс на его шее висели Семен и Михалыч, которых нужно было доводить до конца во что бы то ни стало. Ну и плюс еще эта долбанная погода.
Словно в подтверждение, где-то вдалеке заурчал, постепенно приближаясь и становясь все громче и громче, раскат грома с небес.
— Чего? — буркнул Буров. — Ты по поводу Пляскина?
— Плевать мне сейчас на твоего Пляскина. Хочешь, отпускай, как всегда, — выпалил Володя. — Ты в курсе про наших? Сушко и Гузаревич?
Буров сдавленно вздохнул.
— Выеду сразу, как освобожусь. Здесь тоже надо довести до конца, приказ сверху… Володь, тебе делать нехер?
— Это они, я уверен. Те самые. Хозяева наркоты.
— Что? Почему?
— А я, твою мать, знаю? — не выдержал Володя. — Но если сделали, значит, есть смысл. И это фигово. Позвони Гензеру. Людей из области нужно вызывать сейчас. Не завтра, а прямо сейчас.
— Володь…
— У нас в городе банда отморозков, которые несколько дней назад нас с Гулнаром чуть не замочили, а теперь расстреляли наряд! — перебил его Володя. Он был возбужден и напуган. — Ты понимаешь?!
И в этот момент коридор отдела погрузился во мрак. Словно по команде, потухли все четыре лампочки. В полнейшей темноте тихо тлел лишь слабый огонек сигареты Бурова.
— Твою мать…
Буров вернулся в кабинет. На фоне окна было видно, как вертит головой растерянный Семен.
— Так это… как мне писать-то?
Не отвечая, Буров подошел к окну. Оно выходило во внутренний двор ОВД. В кромешной тьме Буров с трудом различил очертания забора и высоких металлических ворот. Дальше было просто черное пространство. Нигде ни единого огонька.
— Это еще что за нах…?
Муртазин выбежал из дома сразу после звонка Гензера. Прыгнул в машину и рванул на южную окраину Елецка по центральной улице. Мигалок у оперов не имелось, но Муртузин в таких случаях включал аварийку и жал сигнал при появлении других авто — и машина, вспыхивая, как бешеная новогодняя елка, локомотивом несся вперед.
— С дороги, плетется он! Ушел вправо, быстро!
Машина Мартузина на скорости под сотню километров в час приближалась к перекрестку Советской и Орской, когда вдруг перекресток и обе улицы погрузился во тьму. Горели только светофоры — на обоих моргал постоянный желтый — в тихом Елецке ни один светофор не работал круглосуточно.
— Черт…
Муртазин свернул на Орскую. Вокруг была полная темнота — не горел ни один фонарь и ни одно окно. Он снизил скорость и покатил на третьей передаче, матерясь себе под нос. Муртазин щурился, вглядываясь в темень перед ним, чтобы не прозевать нужный поворот. Приходилось ориентироваться по домам, внешний вид которых Муртазин за годы жизни в Елецке выучил наизусть.
А потом он увидел свет.
Это было вибрирующее, дрожащее розовое зарево над крышами домов слева от него.
Пожар?
В двух улицах отсюда располагался городской суд.
А что если…? Муртазин даже вздрогнул. Если была атака на патруль — может, следующий удар они собираются нанести по зданию суда? Мысль была такой дикой, что Муртазин сглотнул и невольно нащупал рукоятку пистолета под мышкой.
