— Пошел!
Ваха дал по газам. Джип, ревя двигателем, устремился вперед. Трос натянулся — и с грохотом и звоном полыхающая решетка вылетела из оконного проема.
— Другое! — кричал Рама, прикрывая огнем работу Вахи и Штекера.
Из одного из окон второго этажа огрызнулся автомат. Рама пальнул в ответ, видя искры, которые пули выбивали об металл решеток.
— Дичь, третье окно! Третье слева! — кричал Рама. — Второй этаж!
Дичь выхватил бутылку из сумки. Это была пивная бутылка с натянутой на нее тряпичной рабочей перчаткой. Средний палец застыл в виде соски, остальные пальцы были крепко-накрепко связаны между собой. Спрятавшись за укрытие в виде заднего колеса джипа Kia sportage, Дичь мокрыми пальцами наощупь отвинтил крышку. Встряхнул бутылку. Горючая смесь, состоящая из бензина, керосина и машинного масла, в мгновение ока промочила торчащий палец перчатки — это был запал. Чиркнул бензиновой зажигалкой. Запал-палец вспыхнул. Потоки дождя норовили загасить его, но горючее так просто не сдавалось.
— Прикрой! — заревел Дичь и бросился к ОВД. Рама открыл огонь по второму этажу переводя автомат с одного окна на другой. Дичь с размаху запустил бутылку. Она разлетелась об решетку нужного окна, и тут же с мощным шипением огонь охватил весь оконный проем.
Тем временем Штекер уже накинул крюк на другое окно первого этажа.
— Давай!
Джип взревел и, ринувшись вперед, наехал на руку валявшегося в грязи Бобра. Он был мертв и сейчас никого не интересовал. Гораздо важнее было то, что только что Ваха вырвал с мясом уже вторую оконную решетку.
Володя не поверил своим глазам — до этого помещения огонь еще не добрался. Что здесь находилось? Два стола, плакаты-агитки. Кажется, отдел УР по розыску пропавших. Володя прыгнул к окну. Паля вниз, он увидел джип. Сквозь звуки стрельбы и рев ливня Володя расслышал грохот решетки — она проскакала за джипом пару метров и затихла в грязи.
— Суки! — ахнул он, холодея. — Суки!!!
Володя вскинул автомат и открыл огонь по джипу, целясь в крышу точно над водителем. С оглушительным звоном о решетку перед ним разлетелась бутылка. Полыхающие огнем осколки стекла разлетелись в разные стороны, вонзаясь в лицо Володи.
— Аааа! — истошно заорал он, прыгая на пол.
Он лихорадочно принялся сбивать лицо, до боли колотя себя по щекам. По пальцам сочилась кровь, но Володя ощущал лишь жар. Тяжело дыша, он отполз в сторону и в ужасе открыл глаза. Его лицо было цело. Володя издал стон облегчения.
В панике он бросил автомат. Володя прыгнул за ним. В этот момент клубок огня сорвался с решетки и в мгновение ока охватил его руку. Кожу обдало диким жаром.
Володя животно взвыл и принялся колотить себя по руке. Кажется, он упал на пол. Рукав полыхал все сильнее, — Володя чувствовал, как на его глаза обугливается и горит его кожа.
— АААА!!! — голосил Володя и мощным рывком оторвал полыхающий рукав. Кожа дымилась, но не горела. — Б… дь, твою мать, б… дь! — скулил Володя, слыша собственный голос, как во сне. На секунду зажмурился.
А потом закашлялся. Открыв глаза, Володя увидел, что все вокруг в дыму и огне. Голова кружилась. Володя уткнулся носом в рукав левой руки, но дым уже попал в легкие, и он снова закашлялся. Володе казалось, что сейчас с кашлем он выплюнет свои легкие — его выворачивало.
Рама сжал зубы, увидев, как джип под управлением Вахи наехал на труп Бобра — переднее колесо прокатило по его груди и раздавило голову. Рама отвернулся, чтобы не видеть этого. Мысленно он исторгал матные проклятия.
Но дело было важнее. А Бобер уже был мертв.
— Готово! — прокричал голос Штекера в наушнике рации. — Четыре окна!
— Противогазы? — рявкнул Рама.
Дичь кивнул и распахнул заднюю дверцу джипа, выволакивая объемный рюкзак…
…Володя упал. Глаза слезились. Мозг пронзила полная ужаса мысль: дышать! Ему не хватало воздуха. Володя не мог дышать! Хрипя, заливаясь слезами и не видя перед собой ничего, кроме пламенных скачущих чертей, Володя пополз наугад.
Потом он упал.
Уже теряя сознание, Володя слышал, что продолжает кашлять — оглушительно, до тошноты, словно изрыгая внутренние органы.
10
Пляскин прошел через все круги ада. Умирая от ломки, он трясся в углу провонявшей мочой и потом камеры ментовского обезьянника. Звуки стрельбы, грохот и животные крики были настолько невыносимы, что один раз он даже отключился.
Пляскин пришел в себя от того, что чесал вены — он делал это с таким остервенением, что даже в темноте разглядел темные полосы — он содрал кожу до крови. Штаны были мокрые. Мысль, что он обмочился, его уже давно не пугало — такое при ломке бывало не в первый раз.
Пляскин стиснул зубы. Чесалось все. А еще его бил озноб, но это было не из-за сырости, потому что его попеременно бросало то в жар, то в холод.
Пляскин был уверен, что он умирает. И что он умрет прямо здесь и сейчас.
— Нет, — лепетал он. — Не надо. Нет…
В воспаленном сознании всплывали такие чудовищные образы, что от страха Пляскин чесался еще сильнее. Суставы выворачивало, словно кто-то с огромной силищей выкручивал ему руки и ноги в локтях, лодыжках, запястьях и коленях. Пляскина вырвало. А потом, когда он упал на пол со скамьи и больно ударился челюстью о бетон, Пляскин понял — нужно что-то делать!
Ползком на четвереньках он выбрался в дежурку. По помещению плясали жуткие тени, а в ушах стоял гул и треск. Пляскин перевел стеклянные глаза на зарешеченную перегородку и ахнул — точнее, застонал — от ужаса, увидев столбы пламени в фойе ментуры.
Пляскин пополз к двери, чувствуя, что раздирает кожу об разбросанные по полу осколки — того, что еще недавно было стеклом перегородки между коридором и дежурной частью. Попытался открыть дверь, но не рассчитал и просто вывалился в коридор.
В трех-четырех метрах от него Буров и Вера боролись с огнем. Пламя охватывало уже половину фойе. Обломки нехитрых баррикад, разрушенных взрывом, полыхали там и здесь. Когда Буров и Вера тушили пламя на одной стене, огонь уже расходился на второй, приближаясь своими языками к дежурке.
— Вера, там! — узнал Пляскин дикий голос Бурова. — Веером! Разбрызгивай веером!
Пляскин, подстегиваемый инстинктом самосохранения, пополз по коридору. Больно ударился головой о дверь распахнутой камеры для вещдоков. Перевел глаза внутрь — и обомлел.
Всеми фибрами своей дешевой душенки Пляскин почувствовал, что перед ним именно героин. Пакет с тугим порошком, плотно обмотанный скотчем. Голос Пляскина в благоговении затрепетал в его глотке. Схватив сверток, он прижал его к груди и пополз вперед. Откуда-то появились силы. Смыться и уколоться! Смыться и уколоться! Пляскин поднялся на ноги и нетвердой шаркающей походкой пополз, куда глаза глядят.