Когда «воронок» подъехал к дверям общаги, Володя уже услышал пьяные вопли внутри. Внутри их с Маржановым встретил темный и вонючий коридор, заваленный мусором. И грудной бас за одной из дверей. Когда они подходили, дверь распахнулась, и оттуда выскочил одутловатый краснорожий мужик в майке.
— Порву, сука! Убью, падла!
— Полиция, успокойтесь, — рыкнул Маржанов требовательно. При виде полицейских мужик оторопел. Из комнаты высунулась такая же пьяная и краснорожая баба в грязном халате.
— Ага! И заткнулся сразу? Козел! Заберите его!
— Тихо! — рявкнул Володя. — Что произошло?
— Приперся, козел, пьяный опять, и полез с кулаками сразу! Че, ушлепыш, слова кончились? А только что такой смелый был!
— Да я тебя…! — пьяно взревел мужик и замахнулся. Баба отчаянно завизжала, прячась за дверью. Маржанов перехватил руку мужика и заломил ее. Мужик ойкнул от боли. Через секунду Маржанов ткнул его лицом в грязную стену.
— Еще раз так сделаешь, руку сломаю, понял? — прорычал он.
— Да она сама! — оправдывался мужик, от испуга перейдя едва ли не на фальцет. — Сама в г… но бухая, вы посмотрите на нее! Мочалка!
— Козел! — взвизгнула баба из-за двери. Володя торкнулся и шагнул в комнату. Такая же грязная и темная, как и все вокруг. Немытое окно, заставленный засаленной посудой стол. Володя сразу различил бутылку водки и два потемневших от въевшейся грязи стакана. Баба плюхнулась за стол.
— Заберите его, заберите, все нервы мне измотал…!
— Разберемся, — привычно отозвался Володя сухим тоном. И вдруг его взгляд замер. В углу комнаты, между стеной и шкафом, сидел человечек. Немытый, в стареньком платьице. Девочка лет 7–8. Она затравленным взглядом смотрела на Володю. Огромные глаза, в которых были паника, страх и ужас.
— Все нормально. Все будет хорошо, слышишь? — сказал он девочке. Володя старался, чтобы голос звучал уверенно и успокаивающе. Но девочка лишь еще сильнее вжалась в угол. Володя непроизвольно сжал зубы, повернувшись к пьяной мамаше.
— Что ж ты творишь, а? — процедил он. — Твою мать, у тебя ребенок здесь!
— Ба! — мамаша удивленно икнула. — Ты меня учить будешь, как мне детей воспитывать? Алкаша вон этого лучше забери! Вас для чего вызвали?
Сама баба потянулась к бутылке. Володя хотел выбить ей зубы. С трудом сдержавшись, он вышел в коридор. Взглянул на мужика, который, затихший, сидел на старой табуретке, явно принесенной отсюда со свалки.
— Фамилия?
— Ярошенко.
Володя нахмурился, вспоминая.
— Это твоя мать на 8 Марта живет?
Мужик в майке-алкоголичке удивленно посмотрел на Володю, попытался что-то сообразить, неуверенно кивнул. Пожилую Ярошенко Володя знал хорошо, она обитала также на их с Маржановым маршруте. Одинокая старушка, которая сетовала на болезни, маленькую пенсию и непутевого сына-алкаша. Володя сразу же вспомнил нужный дом.
— Гулнар, доедь до 8 Марта, 23. Привези бабушку, чтобы внучку забрала.
— Куда забрала? — подал голос алкаш.
— Сиди уже.
Маржанов не успел скрыться, как из комнаты выползла баба в грязном халате.
— Че?! — визгливо и пьяно квакнула она. — Какую бабушку? Куда вы Машку собрались…?! Не дам, понял?!
— Заткнулась! — не выдержав, рявкнул Володя. Подавив ярость, сухо продолжил: — Тебя предупреждали, что еще один скандал, и будет решаться вопрос о лишении родительских прав?
— Не дам! — завизжала она, скрываясь в комнате. Дверь хлопнула так, что зашаталась. Алкаш попытался встать, но Володя дубинкой ткнул его в грудь. Мужик снова ойкнул и остался на табуретке. Володя достал сотовый и набрал дежурку.
— Это Буров, наряд 18. Мы в «кошкином доме» на Саратовской. Пришлите нам дежурного из ПДН и участкового.
А в глазах Володи так и стояло лицо маленькой затравленной девочки. Уроды, клокотало в его голове. Уроды.
— Второго, который на шухере стоял около дома Барыги, зовут Вася, — сообщил Муртазин. — Этот Васек на Светлом Клине живет. Я к нему участкового заслал. Чтоб передал, что если Вася в отдел завтра не придет, кирдык ему.
— Да хрен с ним, с Васей, — отозвался Буров. — Нам Барыга нужен, чтоб заяву накатал.
— А если это не они?
— Да мне плевать, — пожал плечами Буров. — Их с поличным взяли. Готовая палка. Сами потом чистуху напишут, лишь бы мы их на улице не оставляли.
Муртазин развеселился.
— Коварный ты мужик, Иваныч.
Буров не ответил, следя за дорогой. Они как раз подъезжали к пункту назначения — панельной двухэтажке.
Нинка Юренко жила в первом подъезде. Первый этаж, угловая квартира. Этот адрес Буров, оттарабанивший в уголовке Елецка почти 25 лет, знал хорошо: отец Нинки, трижды судимый домушник, загнулся на зоне от туберкулеза, брат Нинки сторчался и сейчас мотает срок за наркотики, мать спилась и крякнула несколько лет назад. Веселое семейство. Типичный сброд, с которым Буров работал все эти 25 лет.
Машину Буров остановил на углу здания, около балкона и окон квартиры Юренко. Из окон доносилась музыка, хриплоголосый шансон.
— Кто-то дома, — отметил Муртазин. Буров двинулся к подъезду, приказав младшему по званию и должности оперу:
— Поторчи здесь, чтоб Барыга через окно не смылся.
Дверь в квартиру была старой, но крепкой. Буров громко постучал.
— Нина, открой. Полиция.
В ответ хриплоголосый исполнитель выдал что-то про воровскую жизнь. Буров постучал еще раз.
— Нина, полиция, разговор есть.
«Жизнь такая штука», — заунывно хрипела запись из-за двери. Буров начинал терять терпение. В третий раз он потарабанил так, что дверь зашаталась.
— Открой дверь или выломаю!
Никакой реакции. Буров вдруг подумал, что было бы забавно, если внутри никого нет — лишь работающий магнитофон, бардак и распоротая ножом мебель. А может… может, и труп? Находить труп ему не хотелось, тогда придется работать до ночи. Но раз приехали — не уезжать же.
— Шалава, — пробормотал он, выходя из подъезда. Муртазин прохлаждался, сидя на капоте машины. — Крышку не продави, сам выпрямлять будешь.
— Не открывает?
— Куда денется, когда разденется, — отозвался Буров. Дойдя до балкона, он подтянулся и, кряхтя, перелез через перила. Дернул дверь в комнату. Она оказалась открыта. На всякий случай потянувшись к кобуре, Буров вошел в балконную дверь.
Нинка лежала на диване. На руке выше испещренного «дорожками» локтевого сгиба красовался резиновый жгут, который она после «прихода» забыла снять. Нинка, идиотски улыбаясь, перевела на Бурова мутный взгляд. Зрачки в точку. Она была основательно заправлена какой-то дрянью. Нинка издала какой-то странный звук — было неясно, усмехается она или хрюкает.
