Странное дело. Вроде и не стремился сюда особо, и по Ирине не соскучился. По женской ласке, и ее в том числе, это да. И еще сто раз да. Но никакого ноющего чувства по отношению именно к ней у него не было. А вот стоило только увидеть издали знакомую усадьбу, как по телу разлилось приятное тепло. Словно домой вернулся. Даже в отцовском или своем доме такого не ощущал, а тут пожалуйста.
Может, это оттого, что тут его любили и ждали? Как же. Если бы ждали, то гонец уж давно его навестил бы. Уж в том, что Матвей успел самым подробнейшим образом доложиться своей госпоже, сомневаться не приходилось. И что? А ничего. Не ждет его никто. Очень может быть, что другой полюбовник у веселой вдовы завелся. А что такого? С нее станется.
Что это? Неужели что-то царапнуло по душе? Еще как царапнуло. Нет, любви к княгине он не испытывает. Она ему нравится, не без того, но это не любовь. Иное дело, что никого не обрадует, когда его бросают. А он-то дурак. Ведь ясно же, как белый день. И отца обложили податями со всех сторон. Да не отвернись от Ивана княгиня, дьяк не посмел бы и на пушечный выстрел приблизиться к бате.
Парень остановился и готов был уже развернуться. Не станет он ничего выпрашивать. И уж тем более ласку женскую. Как там в известном анекдоте – умерла так умерла? Но все же остановился. Ну не мальчишка же он какой. Нужно расставить все точки над «ё» и двигаться дальше.
Да и непонятного хватает. Если он уже не в чести у княгини, то какого ляда тогда управляющий, или дворецкий, бог весть как он там называется, не послал его колбаской по Малой Спасской, а очень даже любезно ответил на поставленный вопрос? Значит, его как минимум ждут, чтобы хотя бы объясниться.
Иван решительно дернул повод, придавая лошади нужное направление, и ударил каблуками в бока. Вот не было у него желания обзаводиться шпорами. Отчего-то противно тыкать колючей сталью это благородное животное. Может, и блажь. Но поделать с собой он ничего не мог. Во всяком случае, пока. А может, все дело в его лошадке, обладающей покладистым и кротким нравом. Хм. А еще она настолько пугливая, что отметина у Ивана о ней теперь на всю оставшуюся жизнь.
Лошадь у него приняли без лишних вопросов. Мало того, конюх был явно радостно-возбужденным и даже, схоронясь от Ивана, мелко так перекрестился, не иначе как вознося благодарственную молитву. Глаша так и вовсе встретила его в дверях парадной, светясь, словно начищенная медяшка. Ну что же, все указывает на то, что на отставленного полюбовника он вроде как не тянет.
– Ну слава тебе господи, сподобился-таки навестить.
Иван от неожиданности замер в дверях гостиной. Перед ним в удобном и мягком кресле, да еще и обложенная подушками, сидела Ирина. Но… И не она одновременно. Осунувшаяся, бледная и даже пожелтевшая кожа. Ирина никак не тянула на здоровую. Что с ней такое приключилось, пока он отсутствовал? Заболела желтухой? Интересно, а он уже переболел этой болезнью? В смысле бывший владелец этого тела. С другой стороны, может, это и не желтуха. Что он вообще знает об этой болячке? Да ничего не знает. Причем не только об этой. Вот его бы жену сюда, она бы просветила тутошних эскулапов.
– Что случилось? – нервно сглотнув, спросил он.
Вот не было никакого желания поднимать сейчас мелочный вопрос. Нет, понятно, что сумма там более чем изрядная. Но сути это не меняет. Великая княгиня была к нему добра, оказывала покровительство и спасла его отца от неволи. А еще она его любила. Уж это-то Иван видел. Нельзя, конечно, с уверенностью сказать, что завтра она не полюбит кого другого. Но пока ее избранником продолжал оставаться он.
Ирина неловко поправила выбившуюся прядь волос. Взгляд растерянный, блуждающий, она никак не может заставить себя смотреть на Ивана. Что это? Неужели она стыдится своего вида? Господи, вот как понять женщин. Даже будучи больной, она непременно должна выглядеть красавицей, а иначе все, конец света.
Понял он, и отчего она не присылала за ним. Нет, дело тут вовсе не в том, что ей сейчас не до любовных утех. Тут иное. Она не хотела, чтобы он видел ее такой. Но по блеску глаз видно, что сама его лицезреть очень даже желала, и вместе с растерянностью ею сейчас владеет неподдельное счастье.
– Вот так вот, – поняв, что внятного ответа на свой вопрос он не дождется, вновь заговорил Иван. – Стоит только оставить тебя на каких-то полгода, как ты тут же решила захворать. Ирина свет Васильевна, вот поверь мне, в болезни нет ничего хорошего. По себе помню.
– Я знаю, – смущенно улыбнулась женщина.
Ну вот, на пожелтевшей коже проступил легкий румянец. Иван сразу же вспомнил, как он заливал ее лицо в минуты радости, смущения или гнева. И его сердце словно сжали стальные тиски. В душе отчего-то стало пусто и тоскливо от переполнявшей его жалости.
– А если знаешь, так чего же тогда ту хворь к себе подпускала? – продолжал он вещать бодрым тоном, совершенно лишенным даже намека на сочувствие.
– Так ведь они меня не больно-то спрашивают, – все так же улыбаясь, ответила она.
– Кто «они»? – видя, что подобное обращение сказывается на больной благотворно, уточнил Иван.
– Хвори, – запнувшись и разведя руками, пояснила Ирина.
– То есть болезнь не одна?
– Болезнь одна, но невероятно зловредная, – послышался голос Рощина, вошедшего в гостиную через другую дверь. – Здравствуй, Иван, – окинув его недовольным взглядом, поздоровался профессор.
– Здравствуй, Христофор Аркадьевич.
Почти год прошел, а уязвленное самолюбие профессора и не думало успокаиваться. Не забыл, как парень отшил его вместе с его методами лечения. И даже куда более быстрое выздоровление раненого ни в чем не убедило доктора. Чего только в этой жизни не случается. Повезло, и все тут.
А если Рощин уже успел встретиться с Рудаковым, то дела Ивана и вовсе швах. За время общения с подлекарем некий стрелец успел заронить в его неокрепшее сознание столько ереси, что впору за голову хвататься и спасать любимого ученика.
Бог с ним, с промыванием ран некими отварами. Но подлекарь по наущению Ивана не на шутку решил заняться вопросом профилактики оспы. Состоялся у них как-то разговор у костра. Вот и наговорил там Иван разной бредятины. А медик возьми и загорись. И если он поведал об этом Рощину… Ох, не быть Павлу профессором. Однозначно не быть.
– Ирина Васильевна, пора принимать лекарства, – сосредоточив свое внимание на больной, произнес профессор.
Хм. А вообще, Ирина, похоже, серьезно вляпалась, коль скоро само светило медицинской академии крутится вокруг нее. Впрочем, он и вокруг Ивана крутился. Так что, возможно, все дело в персоне больной.
Парень провел с ней два часа. И собрался домой, только когда она, бедняжка, умаялась и начала клевать носом. Ну что тут поделаешь. Подхватил княгиню на руки и, как маленькую, отнес в спальню. Да еще и посидел рядом, держа ее руку в своих ладонях, пока она не уснула.
– Вот так вот, Ваня. Тебя по ее воле вроде как сберег. А ее не уберегли, – когда Иван вышел на высокое крыльцо, произнес стоящий тут же Матвей.
