– Конечно, он же раздавал ей авансы на вчерашнем синематографическом сеансе, – хмыкнул Бессмертных. – Может быть, и не только ей… Вы понаблюдайте на досуге, это может оказаться крайне интересно! И, уверяю вас, он сумет выйти из этой вереницы романов таким образом, что никто не останется обиженным. Или останется, – добавил он, подумав. – В зависимости от того, каков был изначальный план.
– Вот делать нечего, за чужими романами наблюдать! – буркнул Сидельских. – О, какая красотка!..
Это мимо компании прошел рыцарь дю Бриндвиль с супругой и церемонно раскланялся. Ангелика по обыкновению молчала.
– Она дерево! – остановил порыв Розена следователь.
– В каком смысле? – не понял тот.
– В прямом! Ах да, ты же с нами не ходил… Словом, оставь эту экзотику!
– Ладно, – покладисто ответил комиссар и осмотрелся. – Вон та-то, я надеюсь, не экзотика?
У борта, томно изогнувшись по привычке, стояла маркиза де Буполь в развевающемся платье. Прощенный, видимо, дон Фелипе вился вокруг, пытаясь привлечь внимание царственной супруги, но тщетно.
– Ну как сказать… – неопределенно произнес Бессмертных и вздохнул.
Перехватив чей-то взгляд, маркиза чуть повернула голову, посмотрела на комиссара оценивающе и изогнула бровь.
– Какие глаза! – сказал Розен с чувством. – Нет, право, хороша!
Он улыбнулся. Маркиза отвернулась, повела плечиком, но тут же снова искоса взглянула на Сидельских. Тот оживился и сунул руку в карман за очередной сигарой.
– Тьфу ты!
– Что такое?
– Кончились! Где этот стюард?
Комиссар завертел головой, но ни одного стюарда в пределах видимости не наблюдалось.
– Быстрее самому до каюты дойти, – проворчал он и резко поднялся, едва не столкнувшись с прогуливающейся неподалеку невысокой темноволосой дамой в неброском платье цвета голубиной шейки.
Она частенько попадалась им на глаза, как, впрочем, любая другая пассажирка. Ничего необычного в даме не было, разве только то, что она путешествовала одна, ни с кем не вступала в разговоры, а прогуливалась исключительно в компании своей маленькой собачки с необычайно большими и печальными глазами.
– Ах! – воскликнула дама, когда Сидельских чуть было не сбил ее с ног.
– Моя вина! – сдернул тот шляпу. Комиссар умел быть вполне галантным, если того желал. – Не зашиб?
– Нет, ничего… – ответила та. Собачка посмотрела на Розена с немым упреком.
Ян пощелкал пальцами, и животное перевело взгляд на него. Оперативник украдкой протянул собачке кусочек сахару (в карманах у него можно было обнаружить самые неожиданные предметы). Та облизнулась и натянула поводок.
– Ах, не нужно, прошу вас! – воскликнула дама, бдительно следившая за своей питомицей, и подхватила ее на руки. – Ей вредно сладкое.
Собачка сконфуженно отвернулась. Ян виновато развел руками и спрятал сахар обратно.
– Так это, – сказал Розен, нахлобучивая шляпу обратно. – Целы, значит. Ну, я тогда пошел. И куда этот стюард запропастился?..
– Что-то случилось? – вежливо осведомилась незнакомка.
– Сигары кончились, – великосветски объяснил комиссар.
– Быть может, я сумею вам помочь? – спросила дама.
– Это вряд ли, – хмыкнул Сидельских, но она уже отпустила собачку, раскрыла ридикюль и протянула комиссару сигару. – Ого!.. Премного благодарен! А вы, сударыня, – тут он словно невзначай подцепил незнакомку под локоток и повел прочь, – что же, всегда носите с собой сигары? О-о, мой любимый сорт!
– Привычка, – донеслось до компании. – Видите ли, мой муж курил, много курил, но всегда забывал свои сигары, а от этого у него портилось настроение… И вот я привыкла носить их с собою. Мужа нет, а привычка осталась…
– Прекрасная привычка! – вскричал комиссар, и парочка скрылась из виду.
– Понятно… – протянул следователь. – У Розена начался брачный период. Что ж, лучше эта дама, чем надмозгини или маркиза!
– В каком смысле – брачный период? – заинтересовалась Каролина.
– В прямом, – вздохнул Руперт. – Он выспался, теперь его заинтересовали дамы. А еще…
Договорить он не успел: к ним подошел Теодор под руку со своей таинственной незнакомкой, высокой, стройной блондинкой с пышной прической.
– …это, похоже, не только у комиссара, – шепнул Ян Берту.
– Позвольте представить, – сказал Теодор церемонно, – Беллатриса Любимых.
Пол Топорны клацнул замочком дипломата.
– Просто Белла, – поправила девушка приятным мелодичным голосом, когда мужчины, поднявшись, представлялись.
– Значит, это вас наш Теодор прятал столько времени… – протянул Руперт довольно.
От него не укрылся тот факт, что Каролина явно уже знакома с Беллой, более того, прослеживалось определенное сходство между госпожой Кисленьких и подругой доктора, а значит… хм, значит, Дэвиду не померещилось? Крайне любопытно!
– Я не прятал, – педантично поправил доктор.
– Он не прятал, – подтвердила Белла.
– Вы путешествуете одна или с семейством? – попытался завязать светский разговор Ян.
Девушка отвечала, но следователь заметил, что она время от времени взглядывает на Каролину, словно бы ища подсказку, а еще услышал обрывок очень тихого разговора между писательницей и доктором.
– …не вполне удобно, – говорил тот.
– Мы это уже обсуждали, – отвечала она.
– Пустые каюты есть, и…
– А я говорю вам, что пока лучше не оставлять… – тут Каролина заметила взгляд Руперта, оборвала фразу на полуслове, заулыбалась и сходу включилась в общую беседу.
Белла произвела на всех крайне благоприятное впечатление. Одному только следователю чудилось в ней что-то странное (это если не считать сходства с Каролиной)…
Дело закончилось приглашением за общий стол (тем более, место имелось), и девушка, поколебавшись и снова взглянув на Каролину, согласилась, после чего доктор решительно увлек свою подругу прочь.
– Вот это да! – сказал Ян, когда они скрылись из виду.
– Ни за что б не подумал, – подтвердил Берт.
Пол Топорны с некоторым недоумением рассматривал бланк приговора, с которого почему-то медленно исчезали лучшие водостойкие чернила, а Каролина довольно улыбалась и думала, что вместо следующего романа вполне может написать статью в крайне узкоспециализированный журнал…
– Руппи!! – голос комиссара разносился по всей палубе. – Слушай, старик, я тебе скажу…
– Так, я лучше отойду с ним в сторонку, – поспешно сказал следователь, – не то он переполошит почтенную публику! Что случилось, Розен?
