«Боже мой, — подумал он, — я ничего не помню. Я напился? Когда? И как я сюда попал?».
Его мысли спотыкались, словно что-то все время попадало между его вопросами и ответами на них — что-то вроде резкого запаха джина, пропитавшего кожу и забивающего запах его собственного тела. Что-то было связано с острой болью, которой отдавался в глазах утренний свет.
Оказывается, он тоже обнажен — эта мысль медленно достигла поверхности сознания, когда его голое бедро задело обширный зад Кейт. Даже слишком обнажен: нет даже талисмана на шее.
Арчи стащил одеяло с матраса и стал рыться в скомканной простыне.
— Бога ради, Арчи, холодина же, — заворчала Кейт, натягивая на себя одеяло.
Пропустив это мимо ушей и не обращая внимания на головокружение, Арчи поднялся и разворошил сваленную в кучу одежду. Все деньги по-прежнему были в карманах, а талисман исчез.
— Брось, милый, рань такая. Белинде ты еще не скоро понадобишься, — пробормотала Кейт и уткнулась в подушку.
— Кейт, проснись.
— Ну что тебе?
Арчи едва сдержался, чтобы не потрясти ее.
— А где та штучка, которая вчера висела у меня на шее?
— Почем я знаю? Тут где-то… — Кейт махнула рукой под одеялом.
— Где?! — заорал Арчи. От усилия в глазах потемнело и колени подогнулись.
Кейт резко села и протянула руку к полу со своей стороны постели.
— На! — буркнула она, бросая ему талисман. — И прекрати орать, я спать хочу.
Арчи поймал талисман обеими руками — от прикосновения к нему в голове прояснилось. Слепящая боль в глазах прекратилась, и головокружение стало обычным похмельем.
«Я снова в состоянии думать», — решил Арчи, и его захлестнули воспоминания о событиях вчерашнего дня, вместе с оглушительным отголоском осознания, что Хелен умерла, а он стал пьянчужкой, вкалывающим в пивбаре за кусок хлеба и крышу над головой.
Арчи забрался в постель, пытаясь отделить прошлое от настоящего, чтобы лавина воспоминаний не вырвалась наружу и не захлестнула с головой. Вчера ночью ему опять приснился сон — точнее, кошмар. Мумия выполняла… то есть это он сам был мумией, выполняющей какой-то жуткий ритуал в освещенном факелами зале, по каменным стенам которого текли ручейки ртути. А на него немигающим взглядом смотрела ужасная статуя: глаза обведены краской, верхняя губа расщеплена каким-то бруском… И рядом стоит Майк Данн с безумно горящими глазами и шепчет: «Не надо, Арчи».
А в жертву приносят Джейн.
Кейт заехала ему локтями по спине.
— Арчи, убирайся, мне нужно выспаться. — Она зарылась под одеяло, отталкивая Арчи коленями.
Он поднялся. Перед глазами стояла выросшая Дженн, красивая девочка, молча лежащая на покрытом пятнами алтаре, а он заносит обсидиановый нож над бледным ее животом.
«Не надо, Арчи», — сказал Майк Данн, и от его слов по сколам на лезвии ножа заплясали крохотные огоньки. А Джейн лежит — счастливая и прекрасная, — с задумчивой улыбкой на лице повторяя слова, выговариваемые Арчи. Он не смог расслышать слова: они тонул и в реве огня и громовом рокоте статуи, которая без конца повторяла: «Масеуалес имакпаль ийолоко».
Арчи моргнул и попытался связать разорванный кожаный шнурок, но у него слишком сильно тряслись руки. Именно эти слова произнес чакмооль, когда стоял перед Арчи, держа в когтистых руках трепещущее сердце сторожа.
— Кейт, — тихо позвал Арчи.
— Убирайся.
— Кейт, ну пожалуйста, мне очень жаль, что я тебя разбудил. Пожалуйста, скажи мне, что я сделал вчера вечером?
— Ха, уж не настолько ты был пьян! — откликнулась она из-под подушки.
— Расскажи, — взмолился он. — И потом я уйду.
Кейт перевернулась на бок, лицом к нему, и убрала подушку.
— Ты приперся ко мне среди ночи, рыдая и бормоча что-то про ужасный сон, и разбудил меня. Сорвал эту штуковину с шеи и швырнул прочь, ругаясь на чем свет стоит, уж не знаю почему, а потом влез ко мне в постель. Кстати, вспомнила, — сказала она, снова шаря рукой по полу. Вытащила бутылку, в которой еще оставалось пальца на два джина, и, морщась, допила остатки. — Раз нет можжевельника, то и джин
[8] сойдет. А то, как бы я не понесла. У меня уже почти время, и мне вообще не стоило тебе давать. Все, уходи.
Она снова отвернулась.
— В следующий раз, когда напьешься, иди куда-нибудь в другое место. У меня теперь простыня джином воняет.
«Интересно, что именно я ей сказал? — думал Арчи. — Может, дал какое-то странное обещание?» Но спрашивать он не стал, а молча оделся и пошел вниз по лестнице.
Было уже почти одиннадцать, когда Арчи умылся и зашел в бар, чтобы тяпнуть рюмочку перед уходом. В нем все еще кипели остатки решительного настроя, овладевшего им вчера, и Арчи был намерен встретиться с Беннеттом. Райли Стина скорее всего можно разозлить с помощью прессы, а для этого нужно вернуться на работу. Беннетт отказался даже встретиться с ним, когда Арчи пришел в «Геральд» через три дня после того, как покинул пивоварню. Оглядываясь назад, Беннетта обвинять не приходилось: история, которую хотел рассказать Арчи — «мистер Беннетт, а какой у меня есть заголовок!» — показалась бы издателю попыткой оправдать трехнедельную отлучку дикой фантазией. Арчи надеялся, что к этому времени Беннетт пришел в более благодушное расположение духа.
Арчи был уверен, что ему удастся заинтересовать Беннетта, даже не упоминая об Уилсоне или о сгоревшем кролике. К тому же за эти недели он стал выглядеть лучше, хотя и оставался смертельно бледным. С тех пор как оказался в кабачке Белинды, Арчи почти не выходил на улицу: ему хотелось отдохнуть и заодно спрятаться от Дохлых Кроликов, которые могли его узнать и сообщить Стину, что он жив.
Судя по шуму, Белинда переставляла что-то в кладовой. Она уже спускалась вниз ненадолго, чтобы сообщить, что за вчерашний загул он расплатится рабочими часами.
— Арчи, я как раз хотела положить тебе небольшое жалованье, — сказала она, качая головой и натирая прилавок бара подолом платья. — Но если ты будешь тратить его так, как вчера, то это потеря денег. А я денег на ветер не бросаю.
Арчи знал, что спорить с ней не стоит. Лучше всего просто смириться с наказанием, пока он вынашивает планы мести Стину и Poйcy Макдугаллу.
Он осушил стакан виски, чувствуя, как в голове проясняется и как спиртное разгоняет похмелье.
— Я уйду на весь день, если можно! — крикнул он.
— Можно, если вернешься к трем часам, — ответила она, выглядывая из кладовки.
Арчи выскочил за дверь, пока Белинда не передумала.
Шагая по площади Франклина, он оказался в плотной толпе ломовых лошадей, озабоченных торговцев, матросов в увольнении и вездесущих свиней, подрывающих корни полудюжины чахлых деревцев, посаженных каким-то доброхотом прямо посреди перекрестка. Среди этой суеты Арчи чувствовал себя чужестранцем. За последние недели он выходил из кабачка только по поручениям Белинды: на ее пивоварню и к мануфактурщику. Прошла целая вечность с тех пор, как он шагал по улице по своим собственным делам, среди толп народа, где каждый тоже шел по своим делам, торопясь на рынок или маневрируя повозкой в безумной суматохе среди людей и животных. Вокруг него кипела жизнь города, и Арчи чувствовал биение этой жизни, остро ощущая собственное длительное отсутствие.
