– Ничего не понимаю, – прижав пальцы к вискам, замотала головой Лида. – Что такое шурфовка, зачем ее взрывают?
– Извини, я забыл, что здесь другая страна. Шурф – это глубокая дырка в земле, из нее даже днем видны звезды, а взрывают землю, чтобы углублять шурф. Размельченную землю поднимают на поверхность, из нее геологи берут пробы.
– Жуткие вещи ты рассказываешь. – Лида откинулась на спинку стула, под тонким свитерком рельефно очертилась ее полная грудь. – Для меня золото – ювелирные украшения, никогда не поверила бы, что так могут с ним обходиться. Не бросай эту тему.
– Мое тщеславие не столь велико. – Перелыгин с любопытством наблюдал за Лидой – раньше она неохотно вступала в такие дискуссии. «Все-таки золото – страшная сила, – усмехнулся он про себя. – К тому же я мало что могу, впрочем, один шанс пока есть».
За окном стемнело, и ресторан заполнялся журналистами. Скоро он будет напоминать гудящий улей с сизыми клубами табачного дыма, плавающими вокруг плетеных абажурчиков над столами.
– Когда ты летишь обратно? – Перелыгину показалось, что ее голос и знакомые интонации пришли из далекого прошлого. Нет, он действительно ничего не забыл, помнит и этот голос, и эти интонации веселой игры, возникавшие в минуты хорошего настроения.
– Через пару дней. Завтра к матушке хочу съездить. – Он удивился, как просто и буднично прозвучали вопрос и ответ, будто они каждый вечер все годы обсуждали, что собираются делать завтра. Ему расхотелось улетать, чтобы сохранить наметившееся, робкое движение друг к другу, напоминавшее тихое, тонкое время перед рассветом, когда неясности форм проступают из темноты, еще не обретя своих четких линий, время, когда, по словам поэта, «душа с душою говорит». Вместо этого ему предстояло лететь на свой остров смещенного времени, где текла другая жизнь и где не было Лиды.
– Жаль, – сказала она. – Могли бы поехать вместе, дочка там, у бабушки, но завтра я не могу, только в пятницу, а в пятницу ты улетаешь.
Она улыбнулась виноватой улыбкой, и он, чувствуя, о чем говорит ее взгляд, подумал, что они оба понимают, каким ничего не значащим окажется сегодняшний вечер, если останется маленьким недостроенным мостиком, случайно переброшенным из прошлого в настоящее. Вдруг по ее лицу промелькнула смутная решимость, и, медленно подняв в глаза, она всмотрелась в его лицо, зрачки, будто хотела проникнуть в мысли.
– Нет. – Лида подняла рюмку, продолжая поверх нее глядеть ему в глаза. – В пятницу я никуда не поеду, в пятницу я пойду тебя провожать.
И, погасив движением руки его радость, отвечая на его немой вопрос и множество других вопросов, возвращая их незабытое прошлое, сказала:
– Давай выпьем и пойдем. – Движением руки она опять пресекла его возражения. – Поедем ко мне, ты же хочешь узнать, как я жила эти годы. – Она смущенно улыбнулась: – Но предупреждаю, я не ждала гостей.
Они вышли во дворик старинного особняка, обнесенный черной металлической оградой. Промозглый ветер нес мокрую снежную пыль, секущую темными косыми линиями желтый свет фонарей. Выйдя через массивные кованые ворота на бульвар, они остановились, поджидая такси.
– А ты слышал, – вкрадчиво сказала Лида, – что нельзя дважды войти в одну и ту же воду?
– Конечно, нельзя, – засмеялся Перелыгин, семафоря вытянутой рукой. – Та вода уже далеко.
Глава двадцать седьмая
Пунктир времени
✓ Совет Министров СССР принял решение внести от имени советской стороны предложения по расширению гласности в деятельности СЭВ.
✓ В Западной Сибири открыто новое месторождение нефти, названное Узбекским.
✓ Вступила в строй первая очередь Транскавказской автомагистрали. Открыто движение по участку, соединившему Грузию с Северной Осетией.
✓ Нападение на армян в селе Ходжалы. Первое применение огнестрельного оружия в армяно-азербайджанском конфликте.
✓ Открылось судебное заседание по делу о защите чести и достоинства И. Сталина, предъявленного А. Адамовичу И. Шеховцовым.
✓ В Литовской Академии наук завершена работа над проектом новой Конституции Литвы.
✓ В Москве открылся Дом-музей русского певца Ф.И. Шаляпина.
✓ Совершил первый полет новый широкофюзеляжный пассажирский самолет Ил-96-300, разработанный в ОКБ им. Ильюшина. Самолет предназначен для перевозки 300 пассажиров по маршрутам протяженностью от 9 до 11 тыс. км без промежуточных посадок.
✓ Из Политбюро выведены АЛ. Громыко и М.С. Соломенцев, из кандидатов в члены Политбюро – П.Н. Демичев и В.И. Долгих.
Лайнер, пробив густые облака, вырвался из январской московской оттепели. Внизу ветер носил в воздухе мокрый снег, под ногами чавкала грязная каша, над городом висела серая мгла, перемешанная с выхлопными газами бесконечных автомобильных потоков; здесь за бортом сияло солнце, приветливо улыбались стройные стюардессы, пассажиры устраивались перед шестичасовым полетом. Обратно они летели без посадки на Ил-62.
Рощин сидел хмурый и мрачный, под стать московской погоде. Не удалось отыскать даже намека на щелку, в которую можно было сунуть Унакан.
Один из бывших друзей его отца, человек известный в геологии, Герой Труда, к которому Рощин ездил после Остаповского, выругался: «Не делай из меня на старости лет посмешище, Артем! Скоро будете без разведки копать. И не смотри на меня как на безумца! – крикнул он с горечью. – Будете! И не думай, что я сумасшедший. Сумасшедший – вон. – Он ткнул пальцем в выступающего по телевизору Горбачева. – Вот-вот просрет страну, а ты про Унакан. Подал бумаги – и ладно, жди! Ему, – добавил, снова махнув рукой в телевизор, – на ваше золото – тьфу, он золотой запас страны, как с цыганами за ночь, прогусарил, миллиарды в прорву швыряет».
Рощин злился и на Перелыгина, с которым увиделся только в аэропорту.
– Наша миссия провалилась, – хмуро сказал он. – Не пойму, с чего у тебя такое хорошее настроение, это та, что провожала, так постаралась, кстати, кто она?
Перелыгину совсем не хотелось трепаться о Лиде, и он уклончиво пробурчал:
– Так, одна знакомая.
– Я видел, что одна, – хмыкнул Рощин, – лучше бы их было две.
– Статьи я передал, – сменил тему Перелыгин, – но по запасам информация закрытая, дело почти дохлое. Обещали прощупать обстановку, если чужака напечатать побоятся, могут своего прислать.
В Москве Перелыгин острее почувствовал тревожную неустойчивость времени. В такой обстановке тратить шесть-семь лет на разведку – утопия. Может, правда, стоит повременить. Сорок лет не доходили руки, ну и пусть не доходят, пока жизнь как-нибудь устаканится. Это золото лежало в земле тысячи лет и еще полежит, видно, судьба у него такая.
