Вышли они из Аяна в декабре, в лютые холода. Кто не испытывал на себе мороз под шестьдесят, никогда не поймет, как можно воевать в таких условиях, если без движения не продержишься и полчаса.
Под Якутском Пепеляева разбили, оставшиеся в живых офицеры группками растворились в Восточной Сибири. Это были непостижимые, какие-то невероятно выносливые русские мужики. Кое-кто после войны занялся поиском золота и платины. А уже после объявленной пепеляевцам амнистии в Якутске появился бывший поручик Николаев с пузырьком платинового песка, намытым, как он говорил, вместе с местным эвеном на Индигирке.
Как на самом деле попал пузырек с платиной к Николаеву, неизвестно, но платина пробудила интерес к реке. Уже в 1926 году туда отправилась экспедиция Обручева. И хотя Обручев искал олово, в конце концов нашел его, он обратил внимание, что в шлихах касситерита – основного минерала олова – мелькают золотые знаки. Ну, мелькают и мелькают. Такие знаки можно намыть и под Рязанью. Наука твердо считала: олово с золотом несовместимы.
Неизвестно, до каких лучших времен пролежали бы скудные сведения Обручева без дела, если бы спустя годы в эти же места не послали экспедицию Георгия Воронца. Он вышел в золотоносные районы сразу нескольких рек, провел шлиховое опробование, намыл хорошее золото и осенью начал бить первые шурфы. Тогда стало ясно, что территория золотоносна и требует пристального изучения. Гипотеза Билибина о продолжении золотого пояса с Колымы в бассейн Индигирки подтвердилась.
Ну и что? Воронца оболгали, высмеяли, обругали за все, что только можно. Даже за гипотезу о связи золота с железным колчеданом. Он оказался в нужном месте раньше других, но его экспедиция была из Союзной геологоразведки. Наверно, наши дальстроевские геологи не хотели делить славу с другим ведомством, уступать пальму первенства чужаку. Поэтому, посмотрев отчет Воронца в 1934 году, Цесаревский, экспедиция которого искала золото совсем в другом месте, срочно двинул одну из своих поисковых партий по его следам, и она добилась своего.
Так что первыми становятся по-разному. Необязательно притопать в какое-то место раньше других, чтобы воткнуть в землю лесину со своим именем. К золоту дорога особенно трудна. Сначала по ней идут обреченные одиночки, те, для кого геология не работа, а смысл жизни. Вместе с ними – лихие бродяги, которым, неизвестно почему, тесно в густозаселенных частях страны. Такие люди всегда готовы попробовать жизнь на своей неказистой шкуре. Но первооткрыватели, сделав дело, больше не представляют интереса. Их удел – идти дальше, их место занимают разведчики, которые и определяют, где и сколько лежит золота. Со временем они становились особой кастой, поскольку от них зависел золотой запас страны. Но мудрая организация «Дальстрой» соединила поиск, разведку и добычу. Цесаревский был одним из творцов этой системы и сотворил еще одну легенду, став основателем разведки и добычи на Золотой Реке. Так и бывает: у одних получается все, у других – ничего.
Мне тоже однажды улыбнулась большая удача. В долине Унакана я наткнулся на выход кварца с видимым золотом. Но вот уже десять лет это месторождение никому не нужно. Никто не знает, что оно собой представляет, сколько золота таит. Нужна разведка, без нее ничего сказать нельзя, но есть еще моя интуиция – десять лет я думаю об этом золоте, оно приходит ко мне во сне, я уже представляю конфигурацию рудного тела, уверен, что на поверхность вышел один из рукавов, а основная продуктивная зона лежит в другом направлении.
Когда в сорок третьем к нам прилетал Цесаревский, я рассказал ему о своих догадках. Он выслушал очень внимательно и сказал: «Дождемся окончания войны. Мы не можем сейчас терять время. Стране нужен металл». С начальством здесь спорить не принято, да я и сам понимал, что он прав. Золота вокруг-лопатой греби, а я со своими теоремами.
Прав, прав был Цесаревский. На его плечах лежала колоссальная ответственность. Колыма приучила к богатым россыпям. Одно время считалось даже, что богатая россыпь – основная возможность уменьшать себестоимость добычи. Геологи и разведывали такие россыпи, а не руду, которая требовала совершенно других затрат и времени. За это отвечал Цесаревский, и отвечал своей головой. Такое было время. Я не могу его осуждать.
Но скоро наступит черед Унакана. Я жду этого момента и выложу его на блюдечко с голубой каемочкой. Надо только еще потерпеть. Вот и Рощин с Остаповским говорят: «Считай, у тебя в рюкзаке банка консервов со Сталинской премией: пробьет час – вскроешь и возьмешь». Надо мной подсмеиваются, а сами тоже ждут: Сережа Рощин был начальником нашей партии, а Вася Остаповский – светлая голова – придумал, как разведать «Унакан», чтобы взять целиком.
Глава седьмая
Пунктир времени
✓ В Москве подписан протокол о развитии сотрудничества между СССР и ФРГ в области гражданской авиации до 90-го года.
✓ Разрешено образовывать кооперативы общественного питания, по производству товаров народного потребления и обслуживанию. Кооперативам предоставляются льготные кредиты и удерживается до 10 % налога.
✓ Осуществлен запуск космического корабля «Союз ТМ-2», пилотируемого экипажем в составе командира корабля дважды Героя Советского Союза, летчика-космонавта СССР Ю. Романенко и бортинженера А. Лавейкина. Осуществлена стыковка корабля «Союз ТМ-2» с орбитальным комплексом «Мир» – «Прогресс-27».
✓ В Москве состоялся 18-й съезд профсоюзов СССР, на съезде выступил М. Горбачев.
✓ ЦК КПСС, Совет Министров СССР, ВЦСПС и ЦК ВЛКСМ приняли постановление об итогах Всесоюзного социалистического соревнования за успешное выполнение государственного плана экономического и социального развития СССР на 1986 год.
Весной 1938 года выпускник Ленинградского Горного института Данила Вольский распределился на работу в Каракумы, но неожиданно был вызван в Москву где получил новое направление и теперь ехал во Владивосток, а дальше – в Магадан, в таинственную организацию «Дальстрой».
Данила часто выходил в тамбур – хотелось побыть одному, но люди то и дело толкались вокруг, нещадно дымя. Только к ночи затихало, и он мог спокойно стоять в одиночестве, облокотившись на вагонную дверь вытянутыми руками, глядя на свое отражение в темном стекле. Данила ехал искать золото, и его охватывало волнение – мало кому из выпускников курса так повезло.
Случайный попутчик, вертлявый мужичок средних лет по имени Сил, тоже ехал к новому месту. Сил выкладывал заводские трубы, переняв ремесло у отца с дедом.
«Ты видел человека без места жительства? – приставал он к Даниле. – Смотри, ешкин кот! – тыкал он себя в грудь. – Стали мы заводы строить – и “трубачи” нарасхват! А я, между прочим, – грозил он пальцем, – самые высокие трубы кладу, таких мастеров на всю страну два или три. Где же мне, кочевнику, по-твоему, жить, если дело мое – труба? А ты, – довольно щурился Сил, – ешкин кот, тоже кочевник – сегодня здесь, завтра – там». И не замолкая, начинал новую удивительную историю про трубу, сложенную на этот раз в Запорожье, про тонкости своего уникального дела. «Давай, открывай кладовые, – сказал он, прощаясь в Хабаровске. – Построят завод, я тебе такую трубу поставлю, облака в профиль увидишь».
