Геологи поужинали. Илья отошел от лагеря. Позже его отлучка войдет в легенду, без которых не обходится ни одно открытие.
Много раз друзья, используя изрядное количество спирта, пытались выпытать, как проходило его одинокое хождение, но Матвей, пьяно улыбаясь, плел что-то про интуицию, а на вопрос: «В каком месте она у него находится?» – еле ворочая языком, посылал всех подальше.
Однажды ночью по дороге домой после преферанса Перелыгин узнал все у самого Делярова.
«Проясни для истории», – попросил он.
«Разболтаешь, никогда больше ничего не скажу. – Деляров остановился, достал сигареты. – Тут такое дело. Вышел я на ручей, иду, правый борт оглядываю и чувствую – живот скручивает. Мысль еще мелькнула – здравствуй, язва, – гастрит-то уже был. Ну вот, значит… – Деляров затянулся, пряча огонек сигареты в кулаке, сплюнул, покачал головой. – Короче, совсем невмоготу стало, понимаешь, я и присел прямо у ручья. Сижу, комаров гоняю, а по воде-то глазами шастаю туда-сюда. Вижу, метрах в пяти камень странный в ручье чернеет, но разглядеть издали не могу. Подхожу, хвать его, а внутри все сжалось, хоть снова садись. Точно, антимонит! Я зырк по ручью. Еще два – один в воде, другой на берегу. Я вверх, а сам уже прикидываю высоту сопки, русло. Чую, развал где-то рядом. Себе внушаю: спокуха, Мотя! Куда там! Так бы на сопку и взлетел. Еле уговорил себя вернуться. Такая история… – Деляров отбросил окурок. – Геология, брат, наука мутная, пошли».
Через два дня Деляров нашел рудный развал, обнаружил золото-сурьмяную жилу в коренном залегании и вошел в историю. Так просто и буднично состоялось это открытие, подтвердив геологическую истину – месторождения появляются, когда в них созревает потребность.
В ту ночь Илья долго не спал, испытывая счастливую жгучесть внутри, будто стакан спирта гулял по крови. Он вышел из палатки, подпалил костер. Стояла ясная, чистая ночь. Где-то у горизонта уже маячила осень, луна катилась по сопкам. В черном небе ярко светила Полярная звезда.
Спустя всего два месяца рудное тело вскрыли в коренном залегании. А еще через три года – немыслимые темпы – разведка была завершена. Запасы передали для освоения. Деляров плюхнул в руки Клешнину золотосурьмяного «сиамского близнеца».
Близилось время наград. Клешнин требовал Делярову Героя, но наверху сочли – слишком молод, и дали орден Ленина, правда, с Государственной премией.
Пора было строить комплекс – рудник и фабрику. Тут-то и выяснилось: никто еще в таком климате ничего подобного не строил, даже не проектировал.
«Сколько ждать прикажете?» – недовольно поинтересовался Клешнин. «Постараемся года в два уложиться, – ответил директор проектного института. – Быстрее сделать невозможно, нет такой практики, понимаете, аналогов нет. Слишком велик риск – это же вечная мерзлота и мороз под шестьдесят». «Случается и за шестьдесят, – угрюмо уточнил Клешнин, – но у меня столько времени нет», – закончил он разговор и принялся искать подходящий проект.
Наконец ему сообщили о похожем сооружении где-то в среднеазиатской республике. Он прилетел туда зимой – вокруг ходили люди в рубашках и платьях, зеленели деревья, цвели цветы.
«Не расстраивайтесь, – сказали ему, – у нас тоже экстремальные условия, только наоборот, неизвестно, что хуже – жара или холод». Вскоре родился внушительный перечень доработок и сроков. Он бросился согласовывать его. Не слушая добрых советов: не спешить, отмахиваясь от предостережений – мол, слишком разные условия. Наконец, загнанный борьбой в высокий прохладный кабинет, Клешнин выложил его могущественному хозяину последний аргумент, стараясь казаться спокойным и уверенным: «Разведка завершена, мы имеем крупное рудное месторождение сурьмы и золота. Больше сурьмы в стране нет, вам это известно лучше меня. Специалисты берутся доработать проект за полгода, если рисовать с нуля, придется ждать два, я прошу письменное распоряжение».
«Наглец! – Человек за широким дубовым столом недовольно приподнял напущенные на глаза веки, с многозначительным интересом взглянув на невысокого визитера. – Вы понимаете всю меру личной ответственности?» – холодно спросил он. «Понимаю», – ответил Клешнин, глядя, как вялая рука водит ручкой по бумаге, подписывая ему приговор.
В самолете он всматривался хмурым взглядом в темноту неба, в зелено-малиновую полосу, отделившую оставленную позади ночь от летевшего навстречу дня. Последние месяцы он ощущал себя идущим по тайге, когда перестаешь чувствовать, куда идешь. Останавливаешься в окружении серых стволов и, сдерживая удары всполошившегося сердца, понимаешь, что вышел не на опушку, а по-прежнему стоишь внутри вечного деревянного лабиринта и борешься с собой, чтобы не сорваться с места, не кинуться к обманчивому свету. Но, успокоившись, повинуясь неизвестно откуда явившимся чувствам, угадывая движение света и воздуха, ловя прелое дыхание земли, ты (о чудо!) возвращаешь ориентацию в этом бескрайнем глухом пространстве, а «взяв тропу», ступая уже смело, уверенно, удивляешься и радуешься своей сноровке и удачливости.
Глядя в черный иллюминатор, Клешнин то радовался, гордясь своей удачливостью и нахальством, то с тоской думал, что теперь на него, если понадобится, свалят любую вину, хотя он прав, и то, что он прав, будут хорошо понимать те люди, которые при необходимости сочтут его виноватым. «Чего я кисну? – успокоил он себя, отгоняя тревогу. – У меня уже есть команда, на нее можно положиться, а палки в колеса вставлять наверху не посмеют, во всяком случае, пока. Будут ждать, когда оступлюсь. Все определит результат – победителей не судят».
Еще предстояло всего за три года проложить дорогу в тайге, построить рудник и поселок, соорудить неподалеку от Городка обогатительную фабрику. Нужны были упорство работяг и спецов, точные расчеты и смелые инженерные решения. До них никто на земле не строил ничего подобного в таких широтах, в условиях экстремально низких температур. И хотя каждый человек живет своим миром, случается, что цель одного или нескольких становится сутью и смыслом для многих других людей.
Когда на Сентачане только начинали строительство, Клешнин попытался всунуть в проект цех крупнопанельного домостроения. Он понимал, что бедные россыпи будут втягивать все больше новой техники, грамотных специалистов, придется строить новые прииски, и делать это быстро – собирать небольшие дома из панелей за два-три месяца, заменив приисковые халупы настоящим жильем. И Сентачан хотелось поднять одним махом, сделать его символом нового времени и возможностей. Но вопрос увяз на дальних подступах к Госплану. Заводику требовались и оснастка, и цемент, и арматура, и дерево. Лезть с такой мелочью в сердце планирования жизни страны никто не решился.
– Хотите меня за решетку упечь? – спросил директор ГОКа Королев, когда Клешнин предложил построить заводик своими силами.
– А мы вас решением бюро обяжем, – успокоил Клешнин Королева. – Прижмут, скажете, соблюдал партийную дисциплину. На меня валите.
– Построить – не велика хитрость, даже помещение подходящее есть, оборудование, оснастку тоже найдем, а что потом? Без материалов, без цемента… как его задним числом легализуешь? – возразил Королев. – Упекут почем зря, точно упекут.
