Глотов долгим молчанием нагонял страх, потом прорычал:
– Раньше тебя живьем зарыли бы! – Он схватил Петелина за воротник куртки. – Опыт нажить можно, даже ума набраться, но вы, испытатели хреновы, слов не понимаете. Не слышите, когда вам «нет» говорят. А на «нельзя» порядок держится. Если ты, полудурок, этого не понимаешь, вали с карьера. – Он крепко держал помощника, и в глазах его, метавшихся по лицу Петелина, сквозила дилемма: врезать или, черт с ним, пусть катится?
Петелин отхлебнул из чашки, неуклюже держа ее темными, не отмывающимися от технической грязи грубыми пальцами с потрескавшейся на сгибах кожей, и отодвинул в сторону.
– Тут какое дело… – Он улыбнулся. – Хитрое такое дельце. – Достал из нагрудного кармана куртки листок бумаги. – Может, оно и ерунда, но вот какая штука… – Он все прицеливался, прилаживался, как бы заранее не испортить то важное, о чем собирался сказать.
Перелыгин ждал. Умение слушать – необходимое свойство профессии. Главное – создать у собеседника уверенность, что обычная жизнь, хорошо ему понятная, для тебя – полная загадка.
– Вот какая штука получается… – нервно повторил Петелин. – Можно миллион кубов в этом году налопатить. – И он посмотрел выжидающе.
– Красивая цифра. – Перелыгин неопределенно повертел рукой, сразу сообразив, что такой выработки здесь не добивался никто. – В наших краях… – Перелыгин накинул на лицо маску равнодушия. – Кажется, миллион еще никому не удавалось отгрузить. Только чем я могу помочь? Сделаешь – прославлю, а пока рано трубить.
– Сам не сумею, – подался вперед Петелин, – не дадут. Думаешь, так просто: захотел, сказал, сделал? Я подкрался на задних лапках, заикнулся, мне бац – плановый ремонт на ноябрь, а его и в помине не было, машина-то новая. Ну, туда-сюда, а мне: сиди и не рыпайся, рекордист недоделанный.
– Им-то чем плохо? – Перелыгин приподнял градус разговора.
Петелин недоверчиво посмотрел, но достал из кармана другой листок.
– Вот, – сказал он, – годовые задания по всем экскаваторам: где шестьсот, где восемьсот тысяч. Больше – ни-ни. А можно!
– Одни машины старые, другие новые, – возразил Перелыгин, – условия разные. Ты лучше меня знаешь.
– Знаю! Я посчитал. – Петелин ткнул в бумажку пальцем. – А мне: без тебя хлопот полон рот.
– Хочешь в истории след оставить? – Перелыгин налил еще чаю.
Петелин растерянно сглотнул, будто слово, готовое выскочить, застряло внутри, с тоской посмотрел на Перелыгина – видно, зря ехал и весь этот разговор тоже зря.
Двинув крепким кадыком, он отхлебнул из чашки.
– Гребешь, значит, землицу, и ладно. – Петелин по-детски почесал затылок. – А тут – хрясть, возникло. Свербит. Так крутишь, этак, чуешь – получится. – Он рассмеялся натянутым смехом. – Ругаю себя, а хочу этот чертов миллион отгрузить. Видал дурака?
Оставшись один, Перелыгин задумался. Петелин, конечно, хитрец, но не представляет даже, какие шишки посыплются из Комбината. Там не захотят выкладывать подчистую заначки, а петелинская затея как раз и означала – подчистую. К заезжему журналисту какие вопросы: конфетка в перестроечной обертке, сплошное ускорение! Но одно дело, когда ты смотался в командировку, написал – и нет тебя. Совсем иное, когда ты здесь живешь, а люди благодаря тебе получают большую головную боль.
Перелыгин сел в свой «Москвич» и поехал к заместителю директора Комбината Потапикову, по прозвищу Юкагир. Потапиков в самом деле был юкагиром, представителем очень редкой и древней национальности.
Его предки, похоже, одни из первых освоили междуречье Яны и Индигирки. Они многое могли рассказать: и о столкновениях с эвенами, и о страшных эпидемиях оспы, буквально выкашивающих людей, и о великой северной экспедиции Дмитрия Лаптева, которой помогали, поставляя собак, нарты, еду. Этот воинственный, сильный кочевой народ немало повидал, хотя и сторонился чужих.
Бывало, на охоте Потапиков в шутку предупреждал, чтобы случайно не подстрелили предпоследнего юкагира. Перелыгин спросил: «Почему предпоследнего?» «Грустно быть последним», – серьезно ответил Потапиков. Шутить как-то сразу расхотелось, ведь юкагиров на земле действительно оставалось всего ничего – меньше двух тысяч человек.
Потапиков слушал Перелыгина, слегка наклонив безукоризненно причесанную черноволосую голову, насмешливо поглядывая чуть раскосыми черными глазами.
– Баламут твой Петелин, – сказал он. – Славы захотел, а мы делай из него героя. Все считать научились. Сегодня один миллионером заделается, завтра другие туда же, а потом всем скопом лапу сосать?
– Не пойму… – притворно вздохнул Перелыгин. – Он тебе лишние кубометры отгрузит, его пример других подстегнет, они тоже больше песков вскроют, – в чем глупость, объясни.
– Ай, хитрец! – рассмеялся Потапиков. – Все ведь понимаешь! – Его забавлял разговор, он знал, куда клонит Перелыгин, и с юкагирским терпением охотника и любопытством ожидал, что будет дальше. – Хочешь, я тебе без всяких расчетов из любого сделаю миллионщика? – спросил он.
– Но боишься, что новую технику не дадут?
– Боюсь, – легко согласился Потапиков. – Без нее мы круглый ноль. Как другу объясняю. Миллион отгрузить – не вопрос, но мы с каждого грамма золота убытки несем, нам лишнего не надо. Это понятно?
– Тоже мне – секрет, – отмахнулся Перелыгин. – Подумай: если человеку скучно просто землю ковырять и он интерес в работе ищет, это плохо?
– Голову морочит твой новатор! Ему самосвалы дополнительно подай, бульдозеры на рыхление поставь, а он будет в кузов кидать. Видал героя! Поднимет государство цену за грамм, даст задание – я сам всех кидать заставлю, но так – извини. Тебе героев-романтиков подавай, а мне – экономику! Такие у нас разные задачи. Когда золото из каждого ручья пёрло, все решалось через «навались»! Теперь – обыкновенное производство, все подсчитано и рассчитано. Делай что положено, получай зарплату, премию и не чирикай.
– Природу не просчитаешь, – хмыкнул Перелыгин.
– Поэтому миллионы «для галочки» не нужны, ты дай их в нужное время в нужном месте, и я сам твоему Петелину чай заваривать прибегу.
– Скажи, там… – Перелыгин ткнул пальцем вверх. – Не понимают, что, добавив к цене за грамм рубль или два – символическую на самом деле сумму, к реальной цене на золото отношения не имеющую, – с вас снимут хомут убыточности и получат дополнительный металл? Вместо этого болтают об ускорении, выбирают директоров и бригадиров, а добычу душат. – Перелыгин достал пачку «Мольборо», протянул Потапикову. – Растолкуй, что происходит. Не понимаю!
– Побереги здоровье предпоследнего юкагира, – отказался Потапиков. – И не преувеличивай мудрость наших небожителей. – В черноте его глаз блуждала неуверенность, вызванная напором Перелыгина, которому он не хотел отвечать дежурными доводами.
Он пожал плечами и тоном раздраженного непонимания сказал:
