Невозмутимые бабушки внушили ему очень большое уважение.
Через пять минут он уже был на кладбище. У него не было величины и границ — оно было частью деревни. Слева от оврага его прикрывала небольшая цепочка деревьев, впереди и справа — еще несколько деревьев и большое заросшее невысокой, но очень густой травой, поле. В разные стороны от кладбища разбегался по меньшей мере десяток хорошо протоптанных тропинок. Посредине — похожее на взрыв дерево. Ствол его казался пустым, словно когда-то прямо в середину него ударил снаряд и разбросал огромные толстые ветви в стороны. Ствол казался полым и мертвым, а ветви были полны жизни. Они сами были похожи на причудливые изогнутые деревья без корней, скрепленные мертвым, выдолбленным войной стволом. Только оно цепляло глаз. Если это примета, то слишком явная, однако только у явных примет есть преимущество перед временем.
Перекрестившись, Никита аккуратно пошел между могил. Очень много одинаковых фамилий на надгробиях — настоящий деревенский погост: Цукановы, Швецовы, Сухоруковы, Пятины… Самые старые могилы с датами — послевоенные, и очень много железных, покрытых облупившейся голубой краской безымянных крестов. Может быть, они времен гражданской войны, может быть, и нет. Выяснят это преследователи, если смогут. Одна могила его сильно кольнула. Маленький, плоский, зеленого цвета, почти ушедший в землю железный памятник со звездой, на котором было написано «Здесь похоронены офицер и красноармеец (имена не известны), погибшие летом 1943 при освобождении Закромского Ху — тора». Он почувствовал себя мародером. Не то это место для сведения счетов, но теперь уже поздно что-то изменить.
На одной из скамеек внутри могильной оградки сидел «младший киллер». Он бежал по тропинке, когда Никита вышел из такси. На его курносом, мало что выражавшем, лице было хорошо написано, что он не местный и что присел на скамейку, чтобы обмануть Никиту.
Никите тоже пришлось сымитировать посещение погоста с определенной целью, как будто у него здесь родственники. Не мог же он изобразить из себя туриста, осматривающего достопримечательности. Он неопределенно постоял между двумя могилами, склонив голову, но не пытаясь даже прочитать имена на их надгробиях. Дерево-взрыв — наиболее понятная привязка к местности, наводящая на правильные мысли. Никита остановился перед ним, присел, потрогал рукой торчащие из земли узловатые корни, встал и постучал кулаком по пустому стволу. Потом понимающе кивнул головой. И быстро пошел к выходу. Младший, что сидел на лавочке, поднялся за ним следом.
Место встречи определено обеими сторонами конфликта. Теперь осталось решить для себя две проблемы: когда они придут к предполагаемому месту спрятанного сокровища и где до этого времени находиться Никите. Ответ на первый вопрос: они придут, скорее всего, рано-рано утром, на самом рассвете, в четыре-пять утра — это лучшая тактика для быстрого и безболезненного налета в индейском стиле. Кладбище граничит с главной деревенской улицей — никаких раскопок здесь днем, вечером и даже ночью устроить не удастся. Слишком видное место. Выход у них один — предрассветная атака. Перед рассветом самый крепкий, а на войне самый предательский, сон. Если кто из местных жителей и проснется, услышав подозрительные звуки скрежещущих лопат и ссыпаемой земли, пересыпанных глухими ругательствами, доносящиеся с погоста, то вряд ли пойдет проверять, привидения это или какие-то заезжие злоумышленники. Подумает, что это сон или что так и надо. И все же Никита надеялся, что они появятся раньше. Как-то не верилось, что все зайдет так далеко. По крайней мере, они должны провести полную рекогносцировку на кладбище и в деревне, чтобы ночью не путаться впотьмах, если только у них нет в запасе какого-нибудь «светового варианта», который Никита не предусмотрел.
Тем не менее, Никита решил, что для него будет практичнее подождать, залегши в той густой траве, что справа от кладбища, до самого утра, потому что, в конце концов, он может и ошибаться, а промахнуться он не имеет права. Глав — ное, самому не заснуть. Чистый деревенский воздух действует на горожанина лучше любого наркоза. Но все это правильнее будет сделать вечером, а майские ночи короткие, так что световой день уйдет не скоро. Когда будет смеркаться, Никита вернется на кладбище, а до этого стоит хорошенько поесть в придорожном кафе, что рядом с заколоченным постом ГИБДД на выезде из деревни, и пообщаться с местным населением, поискать, на всякий случай, опровержение собственным догадкам. Это всегда полезно.
В кафе Никита, взяв борщ, пельмени и два пива, занял очень удобную позицию около большого, наполовину занавешенного окна. Отсюда был прекрасно виден въезд в деревню, а то, что соискатели клада появятся с этой стороны, было нетрудно предугадать.
Как школьник в последний месяц последней четверти учебного года, Никита сидел за столом-партой, накрытой дешевой клеенчатой скатертью, и представлял, как он прекрасно провел бы этот великолепный солнечный день вместе с Дашей. В кафе зашел милиционер, старший лейтенант лет пятидесяти, и попросил сигарет. Пока хозяйка отсчитывала сдачу, он пристально рассматривал Никиту, но ничего не спросил и вышел. Что ж, такая бдительность Никите только на руку.
Прошел час. Никита давным-давно уже все съел и мучительно старался пить как можно медленнее вторую бутылку пива. Он сладко зевнул прямо в окно, не прикрыв рот. Надвигалась всепобеждающая деревенская сиеста. Она изо всех сил давила Никите на плечи. Отчаянно хотелось сложить руки на столе, положить на них голову и заснуть до самого заката.
За окном проехал сонный мотоцикл с засыпающим милиционером. На спиленном пне у перекрестка лежал здоровенный зеленоглазый серый кот, свесив вниз одну переднюю и одну заднюю лапы. Мимо шла хорошо откормленная хозяйская дворняга, остановилась на секунду рядом с котом, понюхала его переднюю лапу и не издала ни звука. Кот безучастно смотрел мимо собаки. Стайка гусей переходила дорогу медленным шагом возвращающихся из похода солдат. Из глубины деревни показался с натугой пыхающий дымком трактор, но гуси не поторопились. Они устало пересекли дорогу и скрылись в кустах, а он все дымил вдалеке, не в силах добраться до перекрестка. Из трактора выскочил мужик в кепке и клетчатой рубахе навыпуск. Он сел на скамейку, достал пачку сигарет, ловким ударом ладони выбил папиросу, прикурил и с наслаждением затянулся. Трактор с невыключенным двигателем продолжал пыхтеть рядом.
Никита понял, что если немедленно чем-нибудь не займется, то уснет сейчас прямо здесь, за столом. Он встал и направился к стойке, чтобы расплатиться. Хозяйка — дородная дама возраста примерно того же, как и заходивший недавно милиционер, с крашенными хной волосами и коричневой бородавкой средних размеров на лбу, сидя спала, подперев голову рукой, за крытым потертой клеенкой столиком позади барной стойки.
— Мамаша, вы деньги возьмите, а то ведь я ухожу. Самое время для шопинга и осмотра местных достопримечательностей. Сдачи не надо.
Никита положил деньги на стойку и пошел к выходу.
— Это где же ты тут, сынок, примечательности видел? Тут всех примечательностей — я со своей столовой и сосед мой, гриб-боровик, Тимофей Васильич. Только я примечательность современная, а он — примечательность древняя.
