– Позвольте мне отправиться в Пермь, тем паче, что мандат прилагается.
– Вы рискуете жизнью, штабс-ротмистр, – предупредил генерал.
– Я знаю. Но я готов пожертвовать ею для спасения вашей жены. Иначе не могу… Не прощу себе… Ведь я в ответе за неё и за вас… потому как был свидетелем на вашем венчании, генерал.
Надежда озарила лицо Каппеля.
– Я не сомневаюсь в вашей смелости и находчивости, штабс-ротмистр, – произнёс он. – Какая помощь нужна вам?
– Пару людей… надёжных… не более… Если позволите, со мной в город отправится штабс-капитан Вишневский и его ординарец. Последний уж больно смышлёный малый. А что касается мандата… – Бекетов извлёк его из вощёного пакета, – я найду ему другое применение.
Бекетов прекрасно знал, что за день до подхода к Мотовилихе разведка перехватила красную почту. Захваченные приказы, письма, распоряжения были в общем бесполезны для каппелевцев. Однако ловкий Бекетов сумел почерпнуть из них много полезного. Так, например, на одном из документов стояла личная подпись Троцкого (тогда уже председателя Реввоенсовета) и соответствующая печать. Он внимательно изучил манеру составления документов большевиками, в том числе и мандата.
Ещё по молодости лет, в кадетском корпусе, штабс-ротмистр баловался подделкой увольнительных. Он без труда подделывал подписи обер-офицеров и пропускную печать Иркутского кадетского корпуса. Он ловко перекатывал её с бумаги на очищенное отварное яйцо, а затем ставил в надлежащее место на фальшивой увольнительной. Правда, печать получалась бледная, но разобрать было можно. Пару раз кадет Бекетов таким образом «увольнялся» из корпуса, виной тому стала некая иркутская прелестница. Дежурный обер-офицер уделил одной из «увольнительных» повышенное внимание, смутные подозрения терзали его. Но кадет держался уверенно и спокойно, поэтому дальше сомнений дело не пошло.
Теперь же навык, полученный в кадетские юные годы, пришёлся Бекетову весьма кстати. Он без труда нашёл в доме бумагу и чернила. Сочинил текст фальшивки от имени Троцкого, скрепил её соответствующей «подписью» и при помощи варёного яйца «перекатал» печать. Предъявив свою работу Вишневскому, он получил полнейшее одобрение сотоварища.
Распоряжение Троцкого, присланного аж из Москвы, обязывало начальника Пермского красного фронта Мрачковского переправить семейство Строльман в Москву в сопровождении специальной охраны, роль которой должны были сыграть Бекетов, Вишневский и Хлюстовский. По замыслу Бекетова, главное – Ольгу, детей и её матушку вывезти из города.
А так как Бекетов получил захваченную красную почту в своё полнейшее распоряжение, он для достоверности отобрал из неё самые важные пакеты, намереваясь передать их при личной встрече с Мрачковским.
Ранним утром штабс-ротмистр, штабс-капитан и ординарец, Николай Хлюстовский, покинули Мотовилиху и верхом на лошадях отправились в город. По дороге их тотчас остановил небольшой разъезд красногвардейцев, охранявший дорогу.
– Кто такие? Ваши благородия небось? – гаркнул старший отряда, боец со шрамом, пересекающим всё лицо.
И хоть офицеры и ординарец были одеты в штатское, Бекетов попытался придать своей внешности вид московского спец уполномоченного, благородную дворянскую кровь было видно за версту.
Красный разъезд окружил каппелевцев. Те же держались спокойно, но настороженно.
– Да, я из бывших, – нагловато ответил Бекетов. – Так и Ленин происхождением из дворян. А у Маркса жена была баронессой.
Красноармеец со шрамом округлил глаза.
– Ты Ленина не тронь! Он святой человек!
У Бекетова перехватило дыхание от такой святости.
– Конечно, святой, но только из дворян. Его отец был инспектором учебных заведений, служил честно. За что и был пожалован дворянством.
Красноармейцы набычились, и взвели курки револьверов.
– А вот я сейчас тебя шлёпну, и брошу на обочине дороги! – пригрозил красноармеец со шрамом.
Бекетов нагло рассмеялся.
– Ну, товарищ, это ты напрасно. Кстати говоря, многие наши лидеры, большевики, – дворяне. А ты не знал? И покуда их никто не убил за происхождение. Да, кстати, я не представился: Дмитрий Бекетов – специальный уполномоченный, направленный товарищем Троцким в здешние края.
Красноармеец со шрамом сморгнул – Троцкого знали все, уважали и побаивались.
При упоминании такого важного имени, всадник убрал револьвер в кобуру. Разъезд последовал его примеру.
– Документы есть? – недовольным тоном спросил старший разъезда.
– А то как же! – нагло и самоуверенно заявил Бекетов. – Читать умеешь?
– В церковно-приходской школе обучался…
– Тогда держи… – Бекетов ловким движением извлёк из кожаной потёртой пухлой планшетки, соответствующую сложенную вчетверо бумагу.
Красноармеец взял её, развернул и, прищурившись, стал читать. Он что-то долго мычал, а потом, пронзив Бекетова и спутников суровым взором, сказал:
– Чего ж раньше-то «Ваньку валял»? А кабы я пристрелил тебя, как беляка?
Бекетов пожал плечами.
– Так не пристрелил же? Нам бы сопровождающего, до Кадетского корпуса добраться. Ведь там штаб товарища Мрачковкого расположен?
Старший красноармеец крякнул.
– Лады… будет тебе провожатый… Я с тобой поеду и лично товарища Мрачковкого спрошу: дворянин Ленин али нет?
«Специальные уполномоченные» и красноармеец тронулись в путь. Разъезд остался позади. Вишневский, наконец, ощутил, что его исподнее всё взмокло от пота, а сердце того и гляди выскочит из груди. За годы Первой мировой, а потом и гражданской войн повидал он много смертей. И потому умереть не боялся, однако не торопился покинуть этот мир.
Николай Хлюстовский, его ординарец, уже мысленно помолился и простился с женой и сыном.
Всадники въехали в город, проследовали по ряду улиц и достигли, наконец, Кадетского училища. Вокруг него, во дворе расположились красные кавалеристы. Они варили похлёбку на кострах, смеялись, шутили. Кони подле самодельной коновязи неторопливо жевали овёс из порционных сумок.
Невольно Вишневский подумал: «Со стороны вроде бы нормальные люди… Смеются, о чём-то разговаривают… Но откуда такая ненависть к дворянству и купечеству?.. Ненависть фанатическая…»
Всадники подъехали к кованым воротам. Путь им преградили часовые.
– Кто такие? Куда?
Бекетов спешился, извлёк поддельный документ и, развернув его, сунул под нос часового, что постарше.
– Я специальный уполномоченный комиссар в соответствии с приказом председателя Реввоенсовета товарища Троцкого…
Часовые округлили глаза.
– Вижу, что не пастух, – согласился часовой, оглядывая спецкоманду с головы до ног. Кожаная, английская, потёртая, охотничья куртка из гражданского гардероба генерала Каппеля (странно, что её не реквизировали красноармейцы, когда увозили Ольгу Сергеевну) возымела магическое действие.