– Я рос, – продолжает Куриков, – и скоро дедушкины сказки мне стали не интересны. К тому же заботы – я самостоятельно охотился и зарабатывал деньги для семьи: к шестнадцати годам наша молодёжь уже на промысле. Сейчас трудно поверить, но зверья в те годы много было. А раз есть зверь, есть и деньги, и у меня просто не было времени ломать голову над правдивостью старых легенд, а уж тем более проверять их правдоподобность. К слову, нет-нет да и доводилось ходить этими тропами, но не с целью разгадки, а с более важной – охоты. И вот однажды, зимой 59-го года, возвращаясь с дальнего обхода, наталкиваюсь на группу туристов. Это, молодёжь, вам не теперешние времена. Снегоходы в ту пору и не снились. Всё на лыжах, а летом ногами. Так вот: на группу было и посмотреть приятно – молодые, чуть постарше меня, весёлые. На мой вопрос: «Зачем сюда идёте?» шутили в ответ: «Мы туристы, интересно». У костра я им рассказал пару историй про гору мертвецов, где издревле пропадают люди. «Вот мы и проверим, правда это или нет». Эх, если бы я тогда промолчал, может, и маршрут бы выбрали чуть другой. Моя вина... – охотник надолго умолкает, сосредоточенно набивая трубку.
– А вот этого, дорогой вы наш хозяин, не надо. Спросите у моего друга, – Михалыч кивает в мою сторону, – он историк, и по их профессиональным понятиям эта наука не знает сослагательных наклонений. Короче, если бы не они в тот раз, то другие в следующий... А им просто судьба такая выпала...
– Я много думал над этим, благо времени теперь несравненно больше. Да, наверное, судьба, но на душе почему-то не легче. – Поворачивается к мальчишкам: – Дров подкиньте в печку, – и, дождавшись, когда все снова улягутся и успокоятся, продолжает повествование: – Посмеялись они над моими рассказами и пообещали, что напишут про эти сказки в студенческую газету, когда вернутся из похода. Они ведь не верили ни в Бога, ни в чёрта и только просили указать дорогу покороче. Ну и уговорили, особенно девчата… Я им сам дорогу указал... Эх, если б знать всё наперёд... – опять молчание; старика не отпускают воспоминания.
Использую возникшую паузу: встаю и наливаю всем чай.
– До перевала им было рукой подать, по таёжным меркам – всего пару дней. Я прикинул и решил ещё раз повидаться с ними, уж больно девчонки пришлись по душе. Мне ведь только маршрут свой чуть-чуть изменить надо было – и через два дня я у подножия Отортена, – глубокий вздох на мгновение прерывает монолог. – Добрался ближе к ночи. Долго искал их стоянку, пока не услышал крики. Побежал на голос: думал, шатун, разбудили – он и напал. Я с ружьём, на помощь, в стволе пули, но не медведя встретил – с ним-то бы справился. То, что я увидел, могло быть реальностью только в кошмарном сне. Люди метались около палатки, словно слепые котята. Я бросился к ним, хотел помочь, но запутался лыжами в кустарнике: это и спасло. Падая в снег, заметил что-то вроде огромной сверкающей змеи, которая ловила людей. Животный страх парализовал мою волю, и я долго лежал, уткнувшись лицом в снег, не в силах пошевелиться. Сколько прошло времени – не знаю, но замёрзнуть не успел, хотя такой удар по нервам мог выключить тепловую защиту организма. – Наш абориген начинает поражать чёткостью построения фраз и значительными познаниями в физике. – Наконец, собрался с духом и встал. Крики уже стихли, людей поблизости нет. Осмотрелся и тут снова увидел чудовищную пляску этих «змей» – они начали сплетаться в клубок. Здесь я не выдержал и бросился вниз по склону горы. Дальше помню с трудом: ходил где-то всю ночь, кричал – звал ребят.
Старик снова молчит. Становится совсем тихо, только ветер стучит крупинками льда в крохотное окно. Стекло слегка вибрирует, точно кто-то неподалёку играет на каком-то странном музыкальном инструменте. Впечатление такое, что ещё немного, и мелодия окажется знакомой.
– Очнулся утром, – голос Курикова выводит из раздумий. – Когда стало совсем светло, пошёл искать туристов – думал, кто живой окажется. Нашёл, но все были уже мертвы. Первое, что пришло в голову, – сообщить о случившемся. Я не раздумывая пошёл на посёлок. Если бы он был рядом, я бы так и рассказал обо всём первому встречному. Но, по счастью, более-менее крупные населённые пункты были достаточно далеко, и я по пути заглянул к родственнику, тоже охотнику, но много старше возрастом, надеясь просто переночевать. Как только родич услышал историю и понял мои намерения, он отругал меня, сказав, что я совершаю глупость. «Мёртвым не помочь, а себя погубить можно. Тебе никто не поверит». Эти слова охладили пыл, и после долгого ночного разговора я решил не высовываться.
Смотрю на Степана Степаныча и понимаю: он до сих пор не может простить себе того, что не спас ребят или хотя бы не рассказал правду о трагедии. А зря. Можно себе представить, что было бы с Куриковым, обратись он в советские органы правопрядка с подобным заявлением. Малограмотный мальчишка, да ещё и нацмен, делая такое, со стопроцентной вероятностью оказался бы в психушке, причём надолго.
В годы космических успехов страны никто не верил в наивные дедушкины сказки, и наш хозяин решил разобраться во всём самостоятельно. Его родня не очень оценила такой замысел, но сильно противиться не стала. И Степан поступает в УПИ на серьёзную специальность. В словах старика проскакивают нотки гордости. Он, почти не имея образования, на одной только воле закончил один из ведущих вузов СССР. Дальше учительствовал, но тайна не отпускала. Уже давно Куриков бродит по тайге, и нет, наверное, в округе мест, которые бы он не знал.
– А сегодня как вы нас нашли? – подаёт голос Егор. Я и не думал, что молодёжь ещё слушает: уж больно тихо было в их углу.
– Я с тех пор, как ушёл из города, присматриваю за тем местом. Как только кто направляется на перевал, я наблюдаю за ним. В последнее время благодаря журналистам туда ходят целые толпы. Шумно стало. Мало того, появились странные люди с повадками охотников; явно не новички в тайге, но их замыслы для меня темны. Копают тут чего-то, словно этого дьявола хотят из земли поднять. Оснащены по последнему слову техники, не хуже вас. Промысловиков обижают; даже меня пытались прогнать с угодий, да руки коротки. Для меня тайга – дом родной: если захочу спрятаться, достаточно шага в сторону, и меня никто не найдёт. Долго пакостили, но и я в долгу не оставался, мстил жёстко, а иногда и жестоко. Что ж, это на моей совести. От меня отстали, а вот с другими по-всякому бывало, некоторых и до сих пор не нашли... За вами долго приглядывал: всё понять не мог – кто такие? Могилы копали, а ведь это грех страшный. Я и сейчас не до конца понимаю, что нужно было вам от этого чудища? – И, видя, что Михалыч собирается ответить на поставленный вопрос, жестом останавливает его и заканчивает рассказ: – Я помог вам потому, что почувствовал – вы делаете что-то нужное. Причём явно не для себя. На вас открыта охота, а вы всё равно не отступаетесь, значит, дело важности необыкновенной. И ещё: дети с вами – их на плохое не берут.
Теперь приходит наш черёд рассказать о себе. Не стоит описывать это в подробностях. Скажу лишь одно – Михалыч, великолепный рассказчик, производит на хозяина зимовья огромное впечатление, а показ немногих хроник, устроенный Сан Санычем, и вовсе повергает пожилого человека в шок. Куриков после просмотра видеоматериалов, несмотря на недюжинное самообладание, даже вышел на воздух – так ошарашила человека информация о захватчиках. Через полчаса, вернувшись в избушку, он только и спросил:
