От этой мысли у меня все сжалось.
— Кажется, между вами возникла некоторая… размолвка, — деликатно сказал Мануэль.
— Даже немного больше, — подтвердила я.
Сидевшая на кровати Иоланда молча сверлила меня взглядом.
— Как ты сюда попал? — спросила я Мануэля. — Дороги ведь заблокированы.
— Разумеется, на вертолете, милая, — ответил он. — У твоей матери я все же кое-чему научился. Конечно, я не стал связываться с этими ужасными дорогами.
— Ах вот как!
— Нам сегодня некогда ссориться, — продолжал Мануэль. — Ну как, леди, вы готовы помириться?
— Нет, — сказала Иоланда.
— А вот я готова с тобой помириться, — сказала я.
Иоланда ничего не ответила.
— И как же нам теперь быть? — спросил Мануэль.
Эрик посмотрел на Иоланду.
— Думаю, у нее найдутся для нас хорошие новости.
— Я тут кое-что выяснила, — вытерев мокрую щеку, сказала я. — Ко мне попал мамин дневник, и в нем она пишет, что отправилась в лес уже давно, так что нам нужно попасть туда как можно скорее.
— Господи! — сказал Мануэль.
— А еще она пишет о нефрите. Думаю, она вычислила часть пути, который ведет к нему. Она выяснила, что собой представляет лабиринт Обмана, и мы отчасти можем это использовать для своих поисков. Лабиринт расшифрован… не полностью… но мама в своем дневнике упоминает ключ к его расшифровке. Думаю, я знаю, где его искать. А если мы его найдем, то сможем расшифровать лабиринт и таким образом узнать, куда она направилась.
Мануэль нахмурился:
— Для меня это немного чересчур. Ты хочешь сказать, что она нашла лабиринт? Она ничего мне об этом не говорила…
— Знаю.
— Должно быть, ты ошибаешься.
— Не ошибаюсь. Могу тебе показать.
— Тогда — раз ты говоришь о дешифровке первого лабиринта… — Эрик наморщил лоб. — Что это, собственно, означает?
— Лабиринт Обмана не был каким-либо строением или сооружением, как мы это себе представляли. Это сама стела. Панели, рельефы.
— Стела? — переспросил Мануэль.
— Продолжай! — сказал Эрик.
Сидевшая на кровати Иоланда по-прежнему свирепо смотрела на меня, не говоря ни слова.
Я посмотрела на Эрика.
— Это правда — она его расшифровала. Хотя здесь расшифрованного текста нет — для сохранности мама отправила его в Лонг-Бич.
— Подожди, — сказал Эрик. — Я как раздумал об этом в машине… О том, что стела может иметь к этому какое-то отношение…
— Ну да, конечно, — сказала я.
— Нет, просто хочу сказать, что относился к этому вполне серьезно. Перед тем, как Иоланда разбила свою машину и отвлекла меня от…
— Да, да — я тебе верю.
— Ладно, — сказал Эрик. — Ты меня прямо-таки с ума сводишь.
— Очевидно, это относится к вам обоим, — вмешался мой отец, — но мне все-таки хотелось бы выслушать подробное объяснение.
— Лабиринт Обмана и стела Флорес — это одно и то же, — повторила я и стала объяснять, насколько соответствуют друг другу истории Тапиа, де ла Куэвы и Гумбольдта.
Взяв мамин дневник, я открыла его на той странице, где она описывала свое открытие. Я показала им расчеты и описание маршрута, по которому она собиралась идти через лес. Копии документов, которые мы забрали с собой, были разбросаны по всему полу, поэтому я их подняла, сложила вместе и для пущей убедительности сунула своим спутникам под нос.
Из «Путешествия» Гумбольдта, там, где немец описывает свое первое впечатление от лабиринта Обмана, я выделила следующие строчки:
— «Когда вы углубляетесь в один из его сапфировых пассажей, знаки все больше сбивают вас с толку, а запутанное строение приводит в такое недоумение, что уже не можешь сделать ни шагу вперед». — А из самой «Легенды» я вслух прочитала следующее: — «И вот в тени великого драконова дерева, истекавшего рубиновым соком, был построен безумный голубой город. А вход в него скрывался в колоссальном лабиринте, состоявшем из дьявольских нефритовых пассажей и комнат и представлявшем собой полное смятение, которое невозможно выразить словами».
— Теперь это все имеет смысл, — говорила я. — Использованные фон Гумбольдтом выражения «пассажи» и «построения» означают литературные пассажи и построения. Нас также сбило с толку, что де ла Куэва здесь вроде бы говорит о комнатах, используя итальянское слово «stanze». Однако это слово имеет в итальянском языке и другое, литературное значение.
Собеседники ответили мне непонимающими взглядами.
— Здесь вот какая связь. Stanza — комната — это место, где «останавливаются». A stanza, то есть станс — куплет, раздел песни или поэмы, как раз и характеризуется паузой на конце.
[4]
— Откуда ты все это знаешь? — помолчав несколько секунд, спросил мой отец.
Я развела руками — пожалуй, чересчур энергично:
— Просто много читаю.
В конце концов они мне поверили.
— Боже мой, — засунув руки в карманы, сказал Мануэль. — И ведь Хуана все это скрывала!
— Она это сделала, старушка сделала это! — воскликнул Эрик.
Я указала пальцем на переписку:
— В своем дневнике мама пишет, что ключ к расшифровке стелы находится в одном из писем де ла Куэвы, написанном 15 декабря 1540 года. Там она пишет об уроке танцев — помнишь, Эрик? Мы еще читали его в Гватемале, в гостинице. Нужно еще раз просмотреть.
— Я помню то письмо, о котором ты говоришь, — сказал Эрик. — Это там Баладж К’уаилл сходит с ума и признается, что обманывал де ла Куэву насчет нефрита.
— Верно. Так давай изучим текст и выясним, как расшифровать стелу. А когда мы это сделаем, то узнаем, куда надо идти.
— Тут много «если», Лола, — заметил Мануэль.
Я повернулась к кровати.
— Иоланда, я действительно считаю, что теперь у нас есть карта. Или по крайней мере скоро будет — нужно лишь разгадать шифр. Если мы его расколем, все, что я обещала, станет правдой.
Держа в руках «Легенду» и «Перевод», я направилась к ней. Но Иоланда продолжала сидеть на кровати, исподлобья глядя на меня.
— Ха! — Она сделала угрожающий жест, видимо, не услышав того, что я только что сказала.
Ее нисколько не заботили ни карты, ни письма, ни маршруты, ни стела. Встав, она двинулась к нам, не сводя с меня мрачного, пугающего взгляда. Губы ее стали совершенно белыми.
Подойдя ко мне вплотную, она одним коротким жестом вдруг обхватила меня обеими руками.
