Ведь все звери обладают универсальным чувством обоняния, не то, что люди. Если здесь прошел хищник и не ушел далеко, то он мог меня давно уже учуять. Я насторожился и начал прислушиваться, не крадется ли кто позади меня, а быть может, засада мне уготована где-нибудь на обратном пути. «Как хорошо, если бы рядом была она», — подумал я, — «как тогда, когда я повстречал этого ужасного барса, и когда она спасла меня». Я ведь не обладал ловкостью и силой, храбростью дикого доисторического человека.
Нагнувшись при этих мыслях ниже, я почти вплотную наклонился к следам, рассматривая и изучая их. А мне приходилось исследовать следы, оставленные различными животными с того момента, как я начал помогать Розе в охоте. Я обнаружил, что примятые травинки все еще тянулись и выпрямлялись, поднимаясь из притоптанного снега вверх. «Свежие», — меня как громом оглушило это слово. Я находился в опасности, хотя по-прежнему никого не замечал. Птицы пели и трещали, как и прежде, заботливо решая свои дневные птичьи дела. Именно птицы являлись первыми вестниками опасности, особенно для человека, не обладавшего иными сверх острыми чувствами, кроме одного — умения анализировать. Но здесь, среди дикой природы, мой анализ и логические рассуждения меньше всего пригодны. Разве что для написания стихов о красивых пейзажах. Пригнувшись и не поднимая головы, словно провинившийся раб перед своим владыкой, я побрел вниз, осторожно и почти, как я полагал, бесшумно, мягко ступая по предательски хрустящему тонкому слою снега. Иногда, когда звуки разламывающейся корки застывшего снега, были особенно слышны, я останавливался и прислушивался.
Мое сердце стучало так, что мне казалось, оно вот-вот выскочит из груди и пойдет дальше без меня. Порой я слышал его биение еще громче, чем шум у меня под ногами.
Все прекратилось внезапно, как и началось: с появлением первых следов. Передо мной вдруг ниоткуда вырос бюст пятнистого животного. Его огромные глаза спокойно смотрели на меня. Животное сидело и, казалось, изучало меня. Раскрыв пасть, оно словно улыбнулось мне. Его розовый язык вывалился наружу и из пасти появился легкий пар. Это был достаточно крупный леопард. Он все еще осматривал меня, словно встретил старого, давно забытого, знакомого. Я же, тем временем, поднялся на ноги, выпрямился во весь рост, чтобы показать свое значительное превосходство в росте. Для убедительности я поставил руки на пояс, чтобы увеличить себя в ширину, в глазах хищника. Я наивно рассчитывал, что животное не станет на меня нападать, сопоставив наши размеры. Несмотря на мой грозный вид, сердце мое колотилось все сильнее и сильнее, но я знал, что нельзя показать животному, что я слабее. Началась игра силы духа. Кто окажется более смелым и отважным, не проявив слабости в поведении, тот и выиграет. Несмотря на все мои старания, животное спокойно сидело на земле и, высунув розовый язык, пускало из пасти теплые пары, непрерывно следя за мной. Теперь я понял, насколько сложна для меня эта роль. Мои глаза начали уставать и постоянно отворачивались от сосредоточенного взгляда леопарда. Мое тело не чувствовало холода, потому что в битве взглядов я проиграл. Мое тело все покрылось потом от страха. Это были все еще теплые ощущения, но я вскоре начал чувствовать, как вместе с проигрышем, на смену тепла пришел холод. По телу поползли холодные, пронизывающие до костей, мурашки. Наконец, я стал чувствовать, как они, проникая вглубь моего тела, незаметно пробирались до глубин последней баррикады защитников, ведущих незримую и неутомимую борьбу, моего сознания. И, как последние не сдавшиеся, но уже покоренные защитники моей цитадели, сознание издавало последние барабанные мотивы моего сердца, выбрасывая белый флаг.
И в этот самый момент торжества победителя и барабанных звуков проигрыша, на поле битвы появляется новая действующая сила. Позади леопарда я с великим облегчением увидел Розу.
Заметив ее, леопард быстро поднялся и, семеня, подошел ко мне. Я замер в ожидании наихудшего. Но, к моему величайшему удивлению и облегчению, леопард лишь обнюхал мои ноги, затем обошел меня и уселся рядом. Роза улыбнулась и подбежала ко мне.
— Друг, — произнесла Роза, нежно касаясь рукой головы леопарда. Она гладила шерсть у него на спине и ласково говорила, словно пела: «Друг».
— Это — твой друг? — удивленно и, уже успокоившись, спросил я.
— Друг. — спокойно улыбаясь, по-дружески и с теплом произнесла она.
Леопард почувствовал ласку, расслабился и начал тихо про себя мягко рычать.
Это не был свирепый голос. Скорее, это было рычание напоминающее звуки маленького месячного звереныша, который увидел свою мать и ласково ворковал при ее теплом и нежном касании.
Леопард, при непрерывных ласкающих движениях руки Розы, разлегся и вытянулся во весь рост, издавая нежное рычание. Я был поражен этим поведением хищника, способного своими острыми, как кинжалы, зубами за считанные секунды разорвать любую плоть, будь-то животное или человек. Рядом с Розой этот свирепый хищник казался мягким и добродушным котенком с пушистой шерсткой, того глядишь и замурлычет какую-нибудь песенку из кошачьего репертуара.
Я протянул руку к спокойно лежащему леопарду, но не смог дотронуться до него. Недавний страх все еще держал меня в своих крепких объятиях.
Роза взяла мою руку и нежно прижала ее к шерсти животного.
— Друг, — еще раз повторила она мне.
— Я понял, это твой друг, — не веря своим словам и действиям, я все же не отдернул руки и медленно провел ей по теплой, нагретой солнечными лучами и удивительно мягкой шерсти животного. Я чувствовал сквозь пушистый слой шерсти дыхание этого дикого хищника. Он позволил мне дотронуться до него, и в этот самый момент, я почувствовал, что касаюсь не леопарда, а нарушив или преодолев невидимую грань, разделяющую человеческое непонимание и боязнь перед природой, ее могущественными силами, я проник в ее объятия, перейдя эту границу внутри себя, начертанную и возведенную человеческими предрассудками и страхами перед непонятными для нас явлениями. Я оказался в самой ее середине, в пучине тишины и покоя, доступного лишь тем, кто преодолел в себе страх, пороки и с головой, и жгучим сердцем погрузился в безграничные, богатые ее владения. Так, я прикоснулся к живой и дикой природе, оказавшись в ее мудрых и нежных объятиях, где нет предрассудков, пороков, зависти, свойственной человеческой натуре, стремящихся все покорить и затоптать под себя, указывая всем на появление новой всемогущей и всех покоряющей, кто восстает против ее воли, твари.
На следующий день, во время обучения языку, Роза неожиданно спросила меня о кольце, которое я ей подарил. Она подняла правую руку и произнесла: «Роза».
— Да, этот цветок похож на Розу, — ответил я.
— Роза, — указала она на себя. — Цветок?
— Ну, как тебе объяснить, неуверенно и смущенно проговорил я тихим голосом.
— Роза — это цветок. А ты очень красивая. Словно дикий цветок. Как роза, — добавил я.
— Цветок… красиво, — как бы соглашаясь, и вместе с тем, осознавая мои слова, повторила она за мной.
В полдень она учила меня ловить рыбу. В пруду, который я окрестил «бассейном» из-за его размеров и форм плавали рыбы. Они попадали в этот пруд, где часто любила купаться Роза, благодаря небольшому водопаду высотой всего в метр. По речке с горы вода подходила к уступу и падала в небольшой пруд, в форме овала. Таким образом, некоторые рыбы попадали в этот водоем, который выстроила сама природа. Я пытался поймать рыбу рукой. Но она каждый раз ускользала от меня, заметив в воде или над водой мои руки, рыба мигом исчезала из поля зрения. Изрядно намучившись, и несколько раз окунувшись в пруд по вине моей неосторожности и неловкости, я наконец решил оставить это безнадежное дело. Роза, что находилась неподалеку от меня и внимательно следила за моими попытками поймать рыбешку, несколько раз усмехнулась тому, как я пытался поймать, не удержался и искупался в воде. И когда я решил закончить сей неблагодарный труд, она подошла ко мне и, улыбаясь, передала мне какую-то особую палку, показывая, как надо ловить рыбу.
