Дом был очень старый и квартиры, которые еще не успели прибрать к рукам толстосумы, поражали воображение. Комната, куда провела меня незнакомка, больше походила на бальный зал, чем на стандартную жилплощадь.
Эти стены десятилетиями не видели ремонта, но все еще были величественны, ажурные потолки парили где-то в вышине, через огромные окна внутрь лился водопад света, растворяя в золотистом сиянии и полинявшие обои, и старомодную мебель, и облезлые ковры. Лишь картины, развешанные по стенам, купались в этих лучах, как в живительном эликсире. Их было так много, что поначалу казалось, что стены затянуты ярким цветным гобеленом.
Я слегка растерялась. И дело не в том, что картины показались мне великолепными – а так оно и было – просто в самом центре экспозиции я увидела … Дашин портрет.
Я всегда восхищалась подругой, но даже не подозревала, что Даша – такая красавица. Художник ей не льстил, портрет был выполнен с фотографической точностью, но Дашино лицо будто светилось, от него невозможно было оторвать взгляд. На этой картине, она улыбалась, точно мадонна, а в глазах таилась глубина семи океанов.
Художник изобразил Дарью сидящей на широком подоконнике старинного дома. За окном – тихая европейская улочка, залитая теплым вечерним солнцем, словно сошедшая со страниц сказок Андерсена. Черепичные крыши, стертые камни мостовой, наивная герань на ажурных балконах. Улица была пуста, только под самым окном стоял, запрокинув голову, молодой мужчина с влюбленными глазами, но Даша смотрела не на него, а на сочный апельсин, который держала в руке.
– Это Прага, – пояснила девушка, проследив за моим взглядом. – Одна из лучших его работ.
– Но модель – не чешка.
– Откуда вы знаете? – насторожилась девушка, но тут же призналась, очевидно, боясь упустить потенциальную покупательницу: – Вы угадали. Это Даша, она из нашего города.
Я кивнула и спросила:
– Ваша подруга?
– Знакомая. А вот брат ее очень любил.
– Это заметно, – улыбнулась я через силу. – Так нарисовать можно только любимого человека. Они расстались?
– Они и не были вместе, – грустно ответила девушка. – Даша любила другого человека, а мой брат был однолюбом.
– А почему вы все время говорите о нем в прошедшем времени?
– Разве вы не в курсе?
– В курсе чего?
– Мой брат умер.
Мне показалось, что меня треснули по лбу толкушкой. К такому повороту я оказалась не готова. У меня в голове уже начала складываться стройная версия, где были замешаны ревность и любовь. Увидев мой растерянный взгляд, девушка поспешила объяснить:
– Это произошло уже довольно давно, примерно год назад.
– Ну, надо же, какое несчастье! – воскликнула я искренне. Мои слова насторожили девушку, и она неожиданно спросила:
– Вы ведь не покупательница? Картины вас не интересуют.
Признаться в том, что я подозревала ее покойного брата в убийстве было выше моих сил.
– Пожалуйста, простите! – только и смогла выдавить я.
– Бог простит, – довольно резко ответила девушка. – Зачем вы пришли?
– Я пришла от Даши, она моя подруга.
– Врете. Она прекрасно знала, что брат мертв. Была на похоронах.
При слове «похороны» я вздрогнула и через силу произнесла:
– Даша умерла.
Девушка вскрикнула, прикрыв рот рукой, и словно обмякла. Я испугалась, что она грохнется прямо на паркет, но она устояла, только оперлась плечом о стену. Мне было здорово не по себе. Жутко было сознавать, что оба участника этой грустной любовной драмы умерли, я с трудом заставила себя посмотреть на хозяйку квартиры и вздрогнула: она улыбалась.
– Чему вы радуетесь? – ужаснулась я.
– Мой брат покончил с собой, – невпопад ответила она, но я все поняла. В ее глазах Даша была убийцей брата.
Если бы не искреннее удивление на лице сестры Серафима при моих словах о смерти подруги, я решила бы, что это она сравняла счет, нажав на курок. Мне мало лет, и я впервые столкнулась с ситуацией, когда даже самого горячего желания мало, чтобы что-то изменить, если в игру вступает судьба. Единственное, что мне оставалось – это уйти. И я это сделала, не задав больше ни одного вопроса.
В прихожей я достала из сумочки фотографию, сделанную Дашей, взглянула на нее в последний раз и бережно положила на трюмо.
* * *
Назад я возвращалась ближе к вечеру. Почти машинально я вела Феню по хорошо знакомой дороге и мои мысли были невеселыми. Единственная версия приказала долго жить, от похода на Остров я не ждала ничего, кроме неприятностей, в злого духа как-то не слишком верилось, несмотря на все пережитое. Сокровища волновали меня и того меньше. Несмотря на совсем некровожадный нрав, душа жаждала мести. Но кому прикажете мстить? Не привидению же.
Эх, плохой из меня детектив.
Начался дождь. Включив дворники, я прибавила газу, стремясь побыстрее вернуться в свой дом посреди леса.
Стекло изнутри запотело. Я попыталась вытереть его ладонью, но оно помутнело вновь. Что за черт? Я решила остановиться, чтобы как следует протереть стекло. Фиат послушно повернул к обочине, я нажала на тормоз и… нога провалилась в пустоту, а машина, продолжая двигаться с прежней скоростью, перелетела через край дороги и рыбкой нырнула в глубокий овраг.
Крик застрял в горле. На голову словно нахлобучили шапку-ушанку. Сквозь нее я едва слышала скрежет металла и звон разбитого стекла. Феня кувыркнулась в воздухе, меня стукнуло о дверцу – не помог даже пристегнутый ремень безопасности, который больно врезался в живот. Во рту чувствовался солоноватый привкус крови. «Кажется, я прикусила язык, – мелькнуло в голове. – Ничего страшного».
Но мне было страшно.
Машинка дернулась в последний раз и застыла как вкопанная, уткнувшись носом в какую-то кочку, поросшую легкомысленными колокольчиками. К несчастью, приземлилась она кверху брюхом. Моя макушка упиралась в потолок. Как-то непривычно было видеть над собой собственные ноги, торчащие в стороны, как две вязальные спицы. На одной обнаружилась весьма устрашающего вида царапина, из которой прямо мне на лоб капала кровь.
Я повернула голову влево и попыталась выглянуть в боковое окно, но ничего не разглядела – стекло было сплошь покрыто трещинами. Меня здорово мутило, тело казалось чужим, будто ватным, но я заставила себя открыть дверь. К счастью ее не заклинило, и с грехом пополам я смогла выползти наружу.
Голова сильно кружилась, колени дрожали, и стояла я не слишком уверенно, пришлось опереться на машину. Феня беспомощно лежала вверх колесами, похожая на большого майского жука.
– Родители меня четвертуют, – простонала я в отчаянии, глядя на то, во что превратилась моя маленькая машинка. Сплющенная крыша, помятые двери, стекла, не разбившиеся только благодаря специальной пленке. Полный кошмар.
