Ливан все еще приходил в себя после гражданской войны, и очень многие родственники Джамиля были вынуждены бежать из царившего там хаоса. Под конец ординатуры Джамиль стал задумываться о будущем. Домой его совершенно не тянуло – ему вообще не хотелось на Ближний Восток. Но остаться во Франции он не мог. Он отправил резюме на несколько вакансий в больницах Парижа, но его никуда не брали. Конкуренция за места была жесткой, но он подозревал, что его дискриминируют, хоть и не мог этого доказать. Однажды он рассказал о своих опасениях одному из любимых преподавателей, но тот отверг его подозрения, утверждая, что «во Франции полно докторов-арабов. Просто слишком много хороших кандидатов на имеющиеся места».
Джамиль был оскорблен. Он не «какой-то араб», он ливанский христианин-маронит. Разве Франция не была их защитником еще со времен Оттоманской империи? Это был и жестокий удар по его личным планам. Джамиль тайно встречался с марокканской еврейкой. Мира была из очень зажиточной семьи, которая часть года жила в Марокко, а часть в Париже. Она была миниатюрная и хорошенькая. Но еще больше, чем внешность, его привлекало ее чувство юмора. Даже говоря с ней по телефону, он чувствовал, как сверкают ее глаза, когда она рассказывает об очередной глупости на ее работе – в очень модном рекламном агентстве. Но им приходилось быть осторожными. Ее семья была категорически против.
Уехать из Парижа означало потерять ее. Однажды вечером, после того как поиски работы не увенчались успехом, у них произошел разговор. Она честно призналась, что не бросит свою работу в Париже. Ей очень жаль, но решение принято раз навсегда. «Я не поеду за границу. Не буду начинать все с начала. К тому же я терпеть не могу Ближний Восток».
Спорить он не стал. Он представлял, каково ей, еврейке, было бы там жить, и не желал разлучать ее с семьей. Но и расставаться с ней он не хотел. Но как же он мог заниматься своим делом, если для него нет места? Они поклялись остаться вместе, но оба понимали, что все безнадежно.
История его семьи связана с Саудовской Аравией. Дед был знаком с Джеком Филби – отцом британского шпиона Кима Филби, – когда тот возглавлял британскую тайную службу в Палестине. Дед работал хирургом в Иерусалиме в начале 20‑х. Кому-то могло показаться странным, что Филби пользовался услугами франкоговорящего врача-маронита, хотя вокруг достаточно англичан и евреев. Но Филби был известным антисемитом и с подозрением относился к своим соплеменникам. Джамиль подозревал, что его дед шпионил для французов, когда те с англичанами соперничали на Ближнем Востоке, но сам дед никогда ни в чем не признавался – даже на смертном одре. Дед последовал за Филби в Саудовскую Аравию и вскоре стал одним из придворных медиков при Ибн-Сауде, пока Филби был его политическим советником, предавая интересы Великобритании. К моменту рождения Джамиля его дед был уже очень стар и все еще жил в Саудовской Аравии. В отличие от Филби он никогда не порывал с королевской семьей и, даже уйдя на пенсию, поддерживал с ней дружеские отношения.
Уехав из Парижа, Джамиль использовал семейные контакты, чтобы обеспечить себе место доктора в Эр-Рияде. Большинство его пациентов были экспатами. Поначалу он страшно тосковал по Парижу, но постепенно начал получать удовольствие от жизни. Он был достаточно обеспечен и не перегружен работой – даже близко не сравнить с тем, сколько приходилось работать в Париже.
Он женился на соотечественнице из Ливана, девушке из уважаемой семьи христиан-маронитов, входивших в ливанскую диаспору, которая перебралась в Америку в 1970‑е. Он познакомился с Сорайей в гостях у общих друзей-американцев.
Несмотря на ливанские корни, Сорайя была американкой до мозга костей. По-арабски она объяснялась плохо и почти не говорила по-французски. Но Джамиль отчаянно хотел попасть в среду, и Сорайя была его билетом – по крайней мере так он поначалу думал. Он часто казался замкнутым, на деле же был просто застенчив. Она была популярна среди тех людей, которых он надеялся привлечь в качестве пациентов.
Похоже, она не слишком задумывалась о том, почему за него выходит. Жизнь экспатов в Рияде сильно напоминала Флориду. Бесконечная череда тусовок и вечеринок, разбавленная поездками на шопинг к Заливу или, если выпадал шанс, в Париж или Лондон. Может, у Сорайи не было лучших вариантов во Флориде? Она явно не интересовалась своими ближневосточными корнями.
Спустя два года родилась их дочь Аделина. Джамиль хотел сына, но Сорайя сказала, что у нее и так забот полон рот и снова беременеть она не хочет. Он все надеялся, что она передумает. В глубине души он мечтал об этом, когда планировал путешествие в Париж.
Он решил остановиться с Сорайей в гостинице Ritz на Вандомской площади. В первый вечер он спустился в холл за сигаретами. Там к нему подошел хорошо одетый мужчина лет сорока.
– Как поживаете, доктор Хури? Мы же уже встречались с вами в Рияде или в Джедде? – Незнакомец говорил тихо и по-английски.
Джамиль ответил по-французски: «Мсье, вы уверены?» Он научился свободно говорить по-английски, общаясь с женой, но все равно предпочитал французский. Он наслаждался атмосферой, и ему было неприятно, что кто-то прерывает ход его мыслей.
– Ваш дед служил моему деду, насколько мне известно, – улыбнулся незнакомец.
Джамилю стало любопытно. В последнее время он много думал о деде и обо всей этой истории с Филби. Он пробормотал еле слышно: «Да, может быть».
Незнакомец сказал: «Ваша семья доказала свою верность, и мы за это благодарны. Нам снова нужны ваши услуги. Встретимся завтра в полночь в баре. Жену не приводите».
Незнакомец удалился, как раз когда Джамиль собрался ему ответить.
В тот вечер Джамиль особого значения всему этому не придал. На следующий день он планировал отправиться с Сорайей по магазинам. В последнее время они стали лучше ладить. Она начала уделять ему внимание. После ужина они лежали обнявшись в постели, когда позвонила одна из американских подруг. Сорайя все еще сплетничала по телефону с Салли спустя пару часов, когда Джамиль вспомнил вчерашнего незнакомца.
Было около полуночи, когда незнакомец снова возник в баре гостиницы. Когда он вошел, метрдотель назвал его принцем. В баре была еще пара-тройка гостей, но места для разговора с глазу на глаз достаточно. Для начала принц признался, что уже какое-то время за Джамилем установлена слежка.
– Вас хорошо знают среди экспатов, не только как хорошего доктора, но и как в некотором смысле bon vivant
[12], как говорят французы. Я наблюдал, как вы веселились у посла на приеме в честь Дня независимости.
– Я был там по работе. Многие из моих пациентов американцы.
– Вам, должно быть, нравятся американцы? – спросил принц.
– Ну, у меня нет выбора. Семья моей жены перебралась в Штаты во время ливанской гражданской войны. А как насчет вас? – ответил Джамиль, пытаясь уйти от темы.
– На них больше нельзя полагаться, – сказал принц. – Вы наверняка знаете историю. Ваш дед работал здесь с самого начала. Джек Филби был британцем, но действовал скорее как американский агент, вынюхивал для американцев про нефть за спиной Лондона. Рузвельт дал слово защищать Саудовскую Аравию, и все президенты после него это слово держали – по крайней мере до Бушей включительно.
