После того как утрясли все формальности и фонд ВА прекратил свое существование, Джо поначалу почувствовал себя так, будто исчез большой ком, застрявший в его груди, в самом центре естества. На протяжении следующих нескольких недель ему хотелось плакать от давно забытого чувства освобождения в сочетании с почти безысходным ощущением потери и опасности. Казалось, что ему отрезали руку или ногу. На праздники Джо проводил много времени на улице, под бледным зимним солнцем, строя вместе с детьми деревянную крепость, – и боль постепенно утихала. Рождество в деморализованном, несчастливом Гринвиче проходило уныло, а на приемах, куда ходили они с Эмили, царила натянутая гнетущая атмосфера.
В первые рабочие дни нового года Джо и Джоан оказались совершенно одни в своих старых кабинетах в офисе Bridgestone. Жуткое было время. Даже такой большой город, как Нью-Йорк, где всегда бурлила жизнь, выглядел мрачным и подавленным, будто его жизнерадостность и энергичность кто-то стер. Движение на улицах стало менее оживленным, а шум города понизился как минимум на несколько децибелов. В центре района офисных зданий теперь парковалось гораздо меньше черных автомобилей, а магазины на Пятой авеню непривычно обезлюдели. В ресторанах тоже никто не сидел. Джо уволил своего водителя и теперь ездил на работу и обратно поездом.
После закрытия компании и увольнения работников вспомогательных служб когда-то роскошный, полный жизни, а теперь совершенно пустой офис Bridgestone производил впечатление таинственности. Больше никто, кроме одного охранника, не появлялся в нем регулярно. Кафе, разумеется, тоже закрылось; все оборудование тренажерного зала продали, так что негде было перекусить или позаниматься. Из владений Спокейна и Рэвина вывезли абсолютно все, а изготовленные на заказ стулья, письменные столы и кресла из кабинетов Джо и Джоан были выставлены на аукцион. Они выпросили пару оставшихся в кафе стульев и столов, чтобы установить на них терминалы Bloomberg. Конечно, все это очень угнетало.
Тем не менее в конце декабря и первые дни января на рынке началось оживление. У Джо и Джоан вдруг поднялось настроение; солнце заиграло на снегу в Центральном парке, а зубчатые своды величественных окрестных зданий снова засверкали. Все (в том числе Джо и Джоан), кто голосовал за Барака Обаму, были в восторге от харизмы нового президента, его элегантности и умения говорить.
Все считали, что после инаугурации в конце января для новой администрации наступят сто дней «медового месяца». «Команда мечты» блестящих советников нового президента разработает эффективную программу стимулирования экономики и придумает гениальный план избавления банков от проблемных активов. Сидя в своем опустевшем кабинете, в окна которого заглядывало зимнее нью-йоркское небо, Джо и Джоан поверили в то, что все эти меры вызовут на рынке хоть небольшое оживление.
Джо страстно желал вернуть себе капитал.
– Я должен довести свои позиции до тридцати миллионов, – заявил он Джоан. – Вместе с твоими пятнадцатью будет достаточно денег для открытия нового фонда. Не исключено, что прямо сейчас наступает время огромных возможностей. Рынки крайне перепроданы. Хедж-фонды испытывают огромный недостаток инвестиций. Плохие новости известны всем. Я намерен провернуть серьезную операцию с фьючерсами S&P, купив их по 900 долларов.
– Ты ведь знаешь, что это скорее трейдинг, чем инвестирование, – с нажимом в голосе предостерегла его Джоан. – То есть не совсем то, чем занимаемся мы.
– Я это понимаю, но мы вдвоем не сможем воссоздать нашу старую модель. К тому же она не прошла испытаний, и я потерял веру в нее. Но я чувствую, что могу заработать немного денег.
– Мне кажется, на рынке как раз началось оживление. Акции очень долго теряли в цене, и, должно быть, вот-вот произойдет скачок. Пожалуй, я сделаю то же самое. Но на случай, если мы неправы, введу стоп-приказ на прекращение торгов при снижении цены на 5 процентов, то есть до 855 долларов.
– Я сделаю то же самое. Сейчас никак нельзя себе позволить понести большие убытки.
На следующий день оба купили фьючерсы S&P за 900 долларов. Через неделю их цена повысилась до 935 – не очень много, но уже кое-что. Джо и Джоан наслаждались опьяняющей переменой настроения. Для них не было ничего лучше, чем снова делать деньги. И они увеличили свои позиции.
Но эйфория длилась недолго. Вопреки всеобщим ожиданиям, оживление на рынке улеглось уже через несколько дней; и снова все пошло не так, как надо. Спад экономики рос с каждым днем; кандидаты на важные посты в новом кабинете министров были вынуждены отказаться от получения этих должностей из-за глупых, неосмотрительных поступков. Конгресс политизировал программу стимулирования экономики, а когда ее наконец приняли, министерство финансов США произвело на свет огромный, аморфный плод – план финансового спасения. За неуверенную, нерешительную манеру поведения инвесторы дали новому американскому министру финансов прозвище Крошка Тим. Таким образом «медовый месяц» президента окончился, так и не начавшись.
На второй неделе января индекс S&P 500 снова упал, и через три дня вступили в действие приказы стоп-лосс, введенные Джо и Джоан. Они потеряли в целом два миллиона долларов. «Ну почему, – мучительно размышлял Джо, – рынок всегда движется против моих позиций?» Вечером после работы, когда Джо шел по оживленным улицам в сторону Центрального вокзала, его разум и душу переполняли отвращение и безысходность.
В ту ночь после нескольких часов неспокойного сна Джо проснулся. Как будто под действием какой-то непостижимой силы притяжения он тихо вышел из спальни, где спала Эмили, и, не включая свет, осторожно пробрался в библиотеку. Шторы были задернуты, и царивший там мрак, вдруг набросившись на Джо, как живое существо, стиснул его в своих объятиях. В полной темноте Джо ощущал только движения своего тела, гул в голове, пульсацию крови и стук в висках. Он стоял на месте неподвижно, вглядываясь в темноту, и ему казалось, что он попал в бесконечное царство своего разума – там, в глубинах своего я, он видел только смятение и темноту. Ему стало трудно дышать, а барабанная дробь в голове била все сильнее и быстрее, пока не превратилась во всепроникающий пульсирующий рев. Он медленно осел на пол.
Джо понятия не имел, сколько времени провел в таком состоянии. Пульсация в голове постепенно стихла, в глазах прояснилось, и он вернулся из тьмы. Весь покрытый холодным потом, он совершенно не знал, что с ним происходит, но понимал, что только что пережил что-то вроде удара, сердечного приступа. Медленно поднявшись наверх, по-прежнему не желая будить Эмили, он зашел в спальню для гостей и лег там на кровать. На прикроватной тумбочке лежала повязка для глаз; Джо надел ее и уснул. Там и нашла его Эмили утром. Когда он проснулся, солнечный свет заливал комнату, а над ним стояла Эмили.
– Что с тобой происходит? – спросила она.
Джо лежал, пытаясь прийти в себя. Почему-то он не мог объяснить Эмили, что произошло. Она бы не поняла. Он и сам не понимал. Все было слишком странно. В конце концов сдавленным голосом он произнес:
– Я проснулся посреди ночи. Похоже, мне приснился кошмарный сон.
