Еще более насущная проблема ксерокопирования — искушение легкостью, с которой нарушаются законы об авторском праве. Все большие публичные и учебные библиотеки — и даже школьные — ныне оснащены копировальными аппаратами, и преподаватели, ученики и студенты, которым нужны несколько экземпляров нескольких стихотворений из опубликованной книги, рассказ из антологии или статья из научного журнала, просто берут книгу с полки, идут в комнату, где стоит ксерокс, и делают нужное число копий. В результате автор и издатель лишаются причитающегося им законного дохода. У нас нет никаких сведений о судебном преследовании педагогов за нарушение авторских прав, так как авторы и издатели часто просто не знают о таких нарушениях, а кроме того, сами педагоги часто не осознают, что совершают нечто противозаконное. Большая вероятность того, что многие авторские права были уже непреднамеренно нарушены противозаконным ксерокопированием, косвенно подтвердилась, когда однажды некий педагогический совет разослал всем учителям страны циркуляр, в котором прямо говорилось, какие материалы они имеют право копировать, а какие — нет. Немедленным следствием стало возросшее число обращений к правообладателям за разрешением на копирование защищенных авторским правом печатных материалов. Появилось и более конкретное свидетельство того, как на самом деле обстояли дела. Например, в 1965 году сотрудник библиотечной кафедры Университета Нью-Мексико публично заявил, что библиотеки тратят 90 % своего бюджета на зарплату персонала, оплату телефонных счетов, копирование, отправку факсов и подобные вещи и лишь 10 % — можно сказать, десятину — на книги и журналы.
Библиотеки в какой-то мере сами пытались навести порядок в копировании. Фотографическая служба Нью-Йоркской публичной библиотеки, за день выполняющая около 1500 заказов на копирование материалов, информировала клиентов, что «защищенные авторским правом материалы воспроизводятся только в рамках “законного использования”» — то есть объема и содержания копирования (ограниченного небольшими фрагментами), установленного законными прецедентами и не представляющего собой нарушения законодательства. Далее библиотека продолжала: «Клиент берет на себя ответственность за все последствия изготовления копии и за последствия ее использования». В первой части заявления библиотека, очевидно, брала ответственность на себя, а во второй части от нее отказывалась. Такая двусмысленность отражала неуверенность, которую ощущали пользователи библиотечных копиров. За стенами библиотек муки совести наблюдались еще реже. Бизнесмены, обычно проявлявшие большую щепетильность в соблюдении законов, относились к нарушению авторского права как к переходу улицы в неположенном месте. Одного писателя пригласили на семинар для высокопоставленных и возвышенно мыслящих промышленников. Придя на встречу, он с удивлением обнаружил: фрагмент его книги растиражирован во множестве копий, розданных участникам семинара как основа намеченной дискуссии. Когда писатель запротестовал, бизнесмены удивились и даже обиделись; они думали, что писателю польстит их внимание к его произведению. Но их лесть — сродни поведению грабителя, хвалящего даме украденные у нее драгоценности.
По мнению некоторых комментаторов, то, что происходит сейчас, — лишь первая фаза грядущей революции в графике. «Ксерография несет ужас в издательский мир, ибо теперь каждый читатель может стать сам себе и автором, и издателем, — писал канадский мудрец Маршалл Маклуган весной 1966 года в журнале American Scholar. — Писательство и чтение могут стать ориентированными на продукцию. Ксерография — это вторжение века электричества в типографское дело, что означает полную революцию в старой сфере». Даже если помнить о кипучем непостоянстве Маклугана («Я каждый день меняю мнение», — признался он однажды), кажется, в эту тему он вцепился мертвой хваткой. В журнальных статьях предсказывали ни много ни мало исчезновение книг в том виде, в каком они существуют искони, и рисовали библиотеки будущего в образе чудовищного компьютера, хранящего и выдающего содержание книг в электронном или ксерографированном виде. «Книги» в такой библиотеке будут крошечными компьютерными чипами с фотокопией — «индивидуальными изданиями». Все согласны в том, что до создания таких библиотек пока далеко
[36] (однако уже не настолько, чтобы не вызвать настороженную реакцию предусмотрительных издателей; с начала 1966 года издательство Harcourt, Brace&World сменило давно знакомую надпись «Все права защищены» на новую и несколько более зловещую: «Все права защищены. Никакая часть этой публикации не может быть воспроизведена или передана в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами — электронными или механическими, включая фотокопирование, запись, хранение и поиск…» Другие издатели вскоре последовали этому примеру). Очень серьезно к вопросу подошла дочерняя компания Xerox University Microfilms, которая по заказу может увеличить микрокопию до удобного книжного формата и напечатать давно распроданную книгу на бумаге по цене 4 цента за страницу с выплатой гонорара автору за каждую отпечатанную копию. Но время, когда практически каждый сможет создать собственную копию любой опубликованной книги и продавать ее по цене ниже рыночной, уже не только не за горами — оно наступило. Все, что нужно издателю-любителю, — это доступ к ксероксу и небольшой офсетной печатной машине. Очень важное преимущество ксерокопирования в том, что с его помощью можно изготовлять шаблоны для офсетной печати. Такой способ значительно удешевляет и ускоряет печать. По мнению Ирвина Карпа, советника Лиги американских писателей, в 1967 году «издание» 50 экземпляров любой напечатанной и вышедшей книги можно было осуществить в течение считаных минут (не считая переплетных работ) при стоимости страницы 0,8 цента или меньше, если увеличить тираж. Учитель, раздающий классу книжку стихов объемом 64 страницы (в магазинах за 3 долл. 75 центов экземпляр), запросто может это сделать, если склонен игнорировать законы об авторском праве, по цене немногим более 50 центов за экземпляр.
Опасность новой технологии, заявляют писатели и издатели, в том, что уничтожение типографского печатания книг может покончить и с ними, а заодно и с писательством вообще. Герберт Бейли-младший, директор издательства Принстонского университета, написал в Saturday Review о своем школьном друге, отказавшемся от подписки на научные журналы. Вместо этого он просматривал оглавления в публичной библиотеке, а затем копировал интересные статьи. Бейли замечал: «Если все ученые последуют его примеру, то научные журналы скоро исчезнут». В середине 1960-х годов Конгресс США — впервые с 1909 года — задумался о пересмотре законов об авторском праве. На посвященных этому вопросу слушаниях комитет, представлявший национальную ассоциацию работников просвещения, и группы других педагогов твердо настаивали, что для того, чтобы образование шло в ногу с развитием страны, нынешний закон об авторском праве и постановления о законном использовании печатных материалов должны стать более либеральными. По вполне понятным причинам авторы и издатели резко возражали, настаивая, что любое расширение существующих прав приведет к ощутимому падению нынешнего уровня их жизни и к еще большему его ухудшению в неведомом ксерографическом будущем. Закон, одобренный в 1967 году юридическим комитетом палаты представителей, принял их сторону, подтвердив положение о законном использовании и не предложив никаких исключений для копирования в образовательных целях. Тем не менее исход борьбы оставался неясным до конца 1968 года. Маклуган, например, пребывал в убеждении, что все усилия по сохранению старых форм защиты авторских прав — отголоски устаревшего мышления, обреченные на провал (во всяком случае, был убежден, когда писал статью для American Scholar). «Защита от технологии невозможна без технологии, — писал он. — Если какая-то фаза развития технологии создает новую окружающую среду, то противостоящую ей среду можно создать только следующей фазой развития той же технологии». Но писатели и издатели плохо разбираются в технологиях и не смогут процветать во враждебной среде.
