«Ну, идеи, высказанные в книге моим мужем, были настоящим потрясением для некоторых его друзей по Новому курсу», — несколько сухо отчеканила миссис Лилиенталь.
«Их надо было хорошенько встряхнуть!» — взорвался Лилиенталь. Он произнес это с излишней горячностью, и я вспомнил фразу из дневника, прозвучавшую в совершенно ином контексте: защитная реакция, выраженная агрессивно. Немного помолчав, Лилиенталь продолжил уже спокойно: «Моя жена и дочь думали, что я посвятил книге слишком мало времени, и были правы. Я писал ее в спешке. Выводы не подкреплялись убедительными аргументами. Во-первых, мне следовало подробнее обосновать неприятие способа, каким проведены антитрестовские законы. Но главная проблема заключалась не в антитрестовском законодательстве. Нескольких моих старых друзей потрясло то, что я сказал об отношении крупной промышленности к индивидуализму и о машинах и эстетике. Один из них — Моррис Кук, бывший руководитель управления по электрификации сельских местностей. За эту книгу он разнес меня в пух и прах, и я ответил ему тем же. Догматические противники крупной промышленности перестали со мной здороваться. Они просто списали меня в утиль. Но я не был ни обижен, ни разочарован. Эти люди живут ностальгическими воспоминаниями; они смотрят назад, а я стараюсь смотреть вперед. Кроме них, были еще противники трестов, вот они ополчились на меня по-настоящему. Но разве уничтожение трестов, то есть крупных компаний, просто потому, что они крупные, — не пережиток прошлого? Да, я до сих пор думаю, что в главном был прав. Возможно, я опередил свое время, но был прав».
«Вся проблема во времени написания книги, — заметила миссис Лилиенталь. — Она совпала с уходом мужа с государственной службы и переходом в частный бизнес. Некоторые посчитали, что он изменил точку зрения, поскольку ему так удобно. Но это не так!»
«Да, не так, — согласился Лилиенталь. — Книга была написана в 1952 году, но все идеи созревали в то время, когда я еще был государственным чиновником. Например, мысль, что крупная промышленность — залог государственной безопасности, пришла, когда я работал в комиссии по атомной энергии. Компания, выполнявшая научные исследования и производившая оборудование для практического применения атомного оружия, я имею в виду Bell Telephone
[50], и сделавшая его годным к использованию, была крупной. Поэтому антитрестовский отдел министерства юстиции попытался — безуспешно — разделить Bell на несколько компаний как раз в тот момент, когда комиссия по атомной энергии просила ее делать важную для обороны работу, требовавшую единства усилий. Разделение было бы неверным шагом. Моя точка зрения, которую я в общем виде выразил в книге, — отголосок ожесточенного спора с Артуром Морганом, первым председателем совета директоров T.V.A., в начале 1930-х. Морган был поборником сохранения мелкого ремесленного производства, а я выступал за организацию крупной промышленности. В конце концов, T.V.A. — крупнейшее энергетическое предприятие свободного мира. Работая в T.V.A., я всегда верил в укрупнение и децентрализацию. Знаете, глава, которая, как я надеялся, вызовет самые бурные дискуссии, посвящалась крупной промышленности как двигателю индивидуализма. И эта глава вызвала дискуссии, правда, довольно своеобразные. Я помню, как ко мне с выражением недоверия на лице обращались люди — по большей части, ученые, — которые начинали вопрос со слов: “Вы действительно считаете…” Мой неизменный ответ: “Да, я действительно считаю…”»
Другой важный для Лилиенталя вопрос, которым он, вероятно, задавался, делая состояние на Уолл-стрит, заключался в том, что ему не приходилось кричать «Это грабеж», так как деньги он получал с помощью лазейки, названной фондовым опционом. Вероятно, где-то на свете существуют принципиальные либеральные бизнесмены, отказывающиеся принимать фондовые опционы, но мне такие люди неизвестны, я никогда о них не слышал, и мне кажется, что отказ был бы не самой разумной или полезной формой протеста. Как бы то ни было, я не стал спрашивать Лилиенталя об этом предмете; при отсутствии единого кодекса журналистской этики каждый пишет по-своему, и я думаю, такой вопрос — это уже вторжение в личные нравственные принципы. Но, оглядываясь назад, почти жалею, что не нарушил тогда свой этический кодекс. Лилиенталь, оставаясь самим собой, мог бы прямо отклонить мой вопрос, но мне кажется, что он бы на него ответил, столь же прямо и без экивоков. Но я не стал спрашивать, и, поговорив о критическом восприятии его книги, Лилиенталь встал и подошел к окну. «Мне кажется, что Доменик слишком осторожно подрезает розы, — сказал он жене. — Пожалуй, пойду и сам подрежу». Он так сжал челюсти, что я понял, как будет решен вопрос с розами.
Блестящим разрешением проблемы Лилиенталя — как одновременно иметь пирог и съесть его — стала компания Development&Research Corporation. Корпорация эта возникла после серии переговоров Лилиенталя и Мейера весной 1955 года. Лилиенталь говорил, что знаком с десятками высокопоставленных иностранных политиков, приезжавших в T.V.A. и проявлявших живой интерес к проекту. Это означает, что, по крайней мере, некоторые страны могут заинтересоваться подобными программами. «При учреждении D&R нашей целью была не попытка преобразить мир или большую его часть, а попытка сделать несколько конкретных вещей и получить на этом прибыль, — рассказал мне Лилиенталь. — Андре не был уверен в высоких прибылях — мы оба понимали, что поначалу будем испытывать недостаток средств, — но ему понравилась конструктивность идеи, и банк Lazard Frères решил финансово нас поддержать за половину будущих доходов корпорации». Клэпп, работавший в то время заместителем начальника одного из отделов администрации Нью-Йорка, стал соучредителем предприятия, а следующие назначения в руководстве сделали D&R ассоциацией бывших сотрудников T.V.A.: Джон Оливер, исполнительный вице-президент, работал главным управляющим в T.V.A. с 1942 по 1954 год; Билл Воордейн, руководитель инженерной службы, десять лет проработал в T.V.A., занимаясь проектированием системы плотин; Уолтон Сеймур, вице-президент по промышленному развитию, 13 лет работал в T.V.A. Всего в новой компании начали трудиться с десяток бывших сотрудников T.V.A.
В июле 1955 года D&R открыла отделение на Уолл-стрит, 44, и приступила к поиску клиентов. Самый важный из них объявился во время встречи участников Всемирного банка в Стамбуле, где Лилиенталь присутствовал вместе с женой в сентябре. На встрече он познакомился с Абулхасаном Эбтехаджем, руководителем семилетнего плана развития Ирана. Иран, как выяснилось, идеальный клиент для D&R: во-первых, доходы от национализированной нефтяной отрасли позволяли выделять значительные суммы на разработку новых месторождений, во-вторых, Ирану требовались технически грамотные профессиональные консультанты и руководители. За встречей с Эбтехаджем последовало приглашение Лилиенталя и Клэппа посетить Иран в качестве гостей шаха и оценить перспективы развития Хузистана. Контракт Лилиенталя с Minerals&Chemicals истекал в декабре; теперь он был свободен и мог посвятить все свое время и силы D&R. В феврале 1956 года он и Клэпп прибыли в Иран. «Стыдно признаться, но до этого визита я никогда в жизни не слышал о Хузистане, — сказал Лилиенталь. — Но потом очень много узнал об этой провинции. Это сердце библейского царства эламитов, а затем Персидской империи. Недалеко от Хузистана находятся развалины Персеполя и Суз, где находился зимний дворец царя Дария, самый центр Хузистана. В древние времена в этом районе функционировала обширная система сохранения воды — до сих пор видны остатки каналов, построенных, вероятно, еще при Дарии, 2500 лет назад, — но после упадка Персидской империи оросительная система была разрушена вторжениями и заброшена. Лорд Керзон описывал, как выглядело плоскогорье Хузистана сто лет назад — “пустыня до самого горизонта, насколько может охватить взор”. Провинция выглядела точно так же, когда мы туда приехали. В наши дни в Хузистане находится одно из богатейших в мире месторождений нефти — на южной окраине провинции работает знаменитый Абаданский нефтеперегонный завод, — но местному населению, а это 2 500 000 человек, нет от этого никакой пользы. Речная вода не применяется для орошения, сказочно плодородные почвы пребывают в запустении, а люди, за немногим исключением, живут в отчаянной нищете. Посетив это место, мы с Клэппом пришли в ужас. Но для нас, старых волков из T.V.A., это была мечта; эта земля просто кричала, чтобы к ней приложили руки. Мы обследовали места для будущих плотин, оценили расположение возможных месторождений полезных ископаемых и провели анализ почв. Из скважин нефтяных месторождений выделялся попутный газ. Это был отход, и мы предложили организовать нефтехимические предприятия для производства удобрений и пластмасс. Через восемь дней мы набросали план, а через две недели D&R подписала пятилетний контракт с иранским правительством.
