— Жаловался княжич, поутру проснуться не может, голова вот вечор кружилась. Настойку просил укрепляющую, я дал, говорит — помогла! — и приосанился, дескать, и мы не лыком шиты, и мы неплохо лечим…
— И часто он у тебя настойку ту просит? — нахмурилась Велька. — То есть часто ли он так хворает?
— Я такого не помню, боярышня, — развел руками Хрять, — да только ведь с каждым когда-нибудь приключается хворь! А ему полегчало уже, ну и слава Матушке Макоши.
— Да, слава ей, — согласилась Велька, — только вот что, если еще попросит у тебя чего Ириней, хуже станет ему — сразу мне говори.
Тот пообещал.
— Ты чего беспокоишься, о чем думаешь? — принялась спрашивать Любица, которая, конечно, и теперь рядом была.
— Пока сама не знаю, — отмахнулась от нее Велька, но с Чаяной на этот раз стесняться не стала, подошла, когда та сидела среди боярынь, за руку ее взяла и отвела в сторону, подальше. И не хотела княжна, а шла — на что только заговоры бабки Аленьи ни годятся, хотя против родной сестры Велька их применять совестилась обычно.
— Ты что, сестричка, разум где-то растеряла, что творишь? — сверкала глазами старшая сестрица. — Что тебе от меня надо, не могла сказать, как полагается?
— Скажи мне лишь, что ты никакой ворожбой Иринея к себе не привязывала, — тихо сказала ей Велька.
— Да ты… — взвилась Чаяна, — в себя приди! Сама слышала, что сказала? Это мне, значит, женихов привораживать?!
— Зачем тебе-то, — примирительно улыбнулась Велька, — только ответь мне, и все. Знаю я, что ты не можешь ворожить. А зелий не давала ему?
— Да ты… — теперь глаза у княжны потемнели, — ты меня почитать должна, я старшая. Слушаться, пример брать. Батюшка ведь велел!
— Ты, сестрица, снова не то отвечаешь, — возразила Велька, теперь уже всерьез заподозрив, что дело как-то плохо. — Буду пример брать, разве я против, а ты меня научи, как благонравной быть. Скажи, что не давала Иринею зелье! А если давала, то мне его посмотреть надо, и скажи, откуда взяла, кто готовил?
— Да ты!.. Не давала я ему ничего, Богами Светлыми клянусь, всеми сразу! И не было их у меня никогда, зелий этих!
— А приворот?..
— Что я в них смыслю? — продолжала сердиться Чаяна. — И чего ты пристала, то Воевна меня расспросами мучила, теперь ты взялась! Как будто не я тут старшая княжна! Завидуешь, что у меня обручье уже попросили, а у тебя никто и не собирается покуда?
— Не завидую, что ты, рада я за тебя, — Велька хотела взять сестру за руку, но та не дала, — я за Иринея беспокоюсь, ему ведь неможется уже не один день. Не замечала? А если это от приворотной ворожбы, то такую хворь простыми снадобьями не вылечить.
— Неможется ему? — теперь Чаяна побледнела. — Да брось, он говорит, устал просто. Простыл, может, застудился, когда княжичи на лов ездили… помнишь?
— Помню, сестрица, помню. А у тебя амулетов любовных не было? Может, носишь что и сама не знаешь? Перед отъездом Даруна ведь все твои обереги смотрела?
— Сама знаешь, что она смотрела, — вздохнула Чаяна, — ну отстань уже, сестричка, ты хуже банного листа! Да и не глупость ли такой амулет, от которого бы жених недужил, зачем тогда такой жених и такая любовь?
— Потому что для сильного приворота надо силу жизненную у кого-то взять. И это от ведуна зависит, как он сделает, как сумеет. Если приворот для девки, то силу чаще берут у парня. Но можно и у девки, и у обоих поровну, и у стороннего кого-то. Все равно кто-то здоровье теряет, хоть и не так быстро, может, годы пройдут! Но счастья никакого не будет, понимаешь? Истинные любовь и счастье лишь Лада дает. Не все ведуны про это говорят, только иначе никак.
— Ладно, ладно, — отмахнулась Чаяна, — поняла я. Ты сама-то много можешь и знаешь, хоть и внучка волхвы? Недавно поневу надела. А раньше такие ведуньи были, не чета нынешним!
— Ты к чему это? — насторожилась Велька.
— Да так! А ты не забыла ли, что мне твои же руны Иринея обещали? Он — моя судьба, выходит. А ты про привороты заладила, в которых и не разбираешься, сама говорила. Ладно, сестренка, — Чаяна обняла ее, — я не сержусь, и ты по-пустому не беспокойся и меня больше не пугай. Как же мне без Иринея? Люблю я его! Хоть и княжна я, а такое счастье — с любимым обручиться, ни на что его не променяю! И больше чтоб ты меня волшбой не неволила, поняла? Тоже выдумала! — это Чаяна шутя сказала, без злости, но Велька не сомневалась, что сестра обиделась.
— Конечно, не стану, — пообещала она, улыбнувшись, — так, при боярынях и девках и выложу, что у меня на уме, если не захочешь с глазу на глаз поговорить.
Чаяна взглянула исподлобья, и они разошлись — непонятно, то ли помирились, то ли все же поссорились.
— Ну как там, что вызнала? — пристала, конечно, потихоньку с расспросами Любица.
— Приворота не было, — пожала плечами Велька, — а значит, не о чем беспокоиться. Хуже всего, если бы был приворот. С этим разбираться сильная ведунья нужна, значит, срочно сворачивать надо и ехать туда, где есть святилище и волхвы опытные. Нет, Чаяна в этом лгать бы не стала.
Любица лишь качала головой.
— Эх, Огнявушка. Ну да, она и Воевне твердила, что не было ворожбы да не было. Не она — ладно. Но я-то не забыла, что тебе зачем-то волосы резали, не для забавы ведь! Сестрица твоя упрямая. Может, просто она кому-то больше верит, чем тебе? Потому что пообещали то, чего ей больше всего на свете хочется?
— Кто мог пообещать?
Любица лишь руками развела:
— Знать бы! А только волосы тебе остричь могли мы с Воевной да Чаяна, да еще Малка твоя, ну и да, наши девки тоже. Но девки тебя, Аленьину внучку, боятся, не стали бы пакостить.
— Ночью хоть кто зайти мог.
— Как же. Зверь твой черный так и спит у нашего шатра каждую ночь, ему там кошму кладут. Подойдет кто — он смотрит и рычит. Не замечала?..
Велька о своем думала.
— Быстро слишком для приворота, — добавила она. — Приворот сушил бы его медленно, может, только через год-другой и стало бы заметно. А специально на смерть делать… разве кто-то смерти его хочет? Нет ведь…
Ириней не выздоравливал, хоть и умело скрывал это, терпел, держался. А тут так и сознание потерял, упал головой на шею коня, хорошо что рядом ехавшие заметили сразу, подхватили, отнесли подале от копыт и колес. И обоз, конечно, остановился. Хрять сразу принялся за дело, он же и за Велькой послал.
Когда Велька подошла, Ириней уже пришел в себя, улыбался виновато, дескать, сам не знаю, как оно могло так выйти. Он лежал на кошме, бледный до синевы, исхудавший, а Чаяна сидела рядом и за руку его держала, гладила. Знахарь укрепляющее снадобье смешал, но на Вельку выжидательно поглядывал. Та снадобье одобрила, добавила только в него каплю живой воды из своего флакона да сказала:
— Тебе бы, княжич, теперь в повозке поехать. Отдохнуть тебе надо, поспать, и все наладится.
