— Уж не сомневайся, батюшка, — закивала старшая боярыня, — а что нехорошего от тех капищ?
— Ну, как… — погладил воевода длинный ус, спускавшийся на его окладистую бороду, — богиня эта жертвы любит, да не такие, как у нас там… дома… Ей не быков и лошадей, ей девок молодых дарить надо, парней тоже можно, лучше чтоб таких, у которых еще борода не растет. Я таких нынче и на охоту не пускаю.
И верно, самые молодые из кметей оставались теперь при обозе.
— Такими, как я, стариками, она вроде брезгует. Злобная баба, богиня огневая, боятся ее сильно, — добавил Горыныч, и Велька вздрогнула, услышав, что за богиню им следует опасаться.
Огневой богине Таре бабка ее когда-то служила. А по имени воевода богиню не назвал, поостерегся, хотя это имя тоже ненастоящее, настоящее только самым посвященным известно. И в ней, Вельке, тоже есть огневая сила, та самая. Может, потому и стало ей так беспокойно, что здесь не просто дорога, а еще и старые владения той самой богини, а значит, места ее силы?
И боярыни разом тревожно посмотрели на Вельку.
— И что же, она сама себе жертв завлекает, богиня? — уточнила та, как за язык кто дернул.
— Не сама, — нахмурился воевода, — сказал я уже, что до сих пор ездят, кому надо, сюда ей кланяться. Они или с собой девок везут, или на дороге можно поймать. В Лесовани так считают, что поймать жертву на дороге можно и богиня это одобряет. Там, в некоторых местах, каждую новую луну богине девку дарят, так если только своих, то разве напасешься?..
Кто-то из женщин тихо охнул.
Дома, в Верилоге, на самом деле человека богам отдавали, только если большая беда пришла, такая, что прямо из ряда вон! А так понарошку, посвящали «жертвы» богам во время праздников, не убивая, и ничего, боги не гневались.
— Ну, значит, я предупредил, — внушительно закончил воевода, — глядите тут. А вечером у Велесовых столбов будем, тоже место сильное, там мы Велесу-батюшке поклонимся, меда бочонок да коня отдадим, попросим, чтобы заступился. Здесь леса глухие, его места исконные. Авось приструнит огненную эту, побережет нам дорожку, договорятся, чай? Доедем!
Вечером до старого Велесового святилища добрались и жертвы принесли, и вроде принял их владыка лесной и подземный благосклонно. И у многих стало на душе спокойнее.
На следующий день утром, заплетая княженке косу, Малка со вздохом сказала:
— А до чего сладко земляникой пахнет в лесу!
— Так ведь отошла уже земляника? — удивилась Велька. — И когда это ты успела в лесу побывать? Одна, что ли? Ну, говорили же…
— Да я тут, рядышком. А пахнет, вот верьте мне, так, что прямо голова кругом.
— Другими какими ягодами, может? — заметила боярыня Любица, которая, конечно, была тут, перебирала ленты в Велькиной шкатулке. — А может, просто поздняя тут земляника, бывает ведь.
Что пахнет именно земляникой и ничем другим, они убедились, когда умывались над ручьем. Ветер чуть подул из леса — и запахло, сладко так, упоительно.
— Чувствуешь? — повернулась княженка к Любице.
— Да, — та удивленно оглядывалась, шаря глазами по траве, — надо же…
— Вот бы набрать? А, Любушка? Одни не пойдем.
— Ну да, дружину возьмем у воеводы — и по ягоды! — хмыкнула боярыня.
— А то и так с нами не дружина! — рассмеялась Велька.
Дружина не дружина, а десятка два кметей широким кольцом окружали стайку женщин и девушек, что отправились к ручью да по окрестным кустикам. Держались поодаль, конечно, но никому чужому не подойти.
— Пойдем поглядим, — потянула Велька Любицу, — немного, вон туда, на ту полянку! — идти дальше она бы и не стала.
На полянке земляники не было.
Лес кругом стоял яркий, по-утреннему звонкий и радостный, солнечные пятна лежали на траве, и голова кружилась от пряных лесных запахов — трав, цветов и земляники, да, именно ее! Хотелось дышать глубоко, и смеяться, и идти дальше в лес вдоль ручья… казалось, что там ждет что-то необычайное, дивное, и бояться нечего, потому что только добром и светом был наполнен сегодня лес…
— Оттуда ветер, — Велька показала вдоль ручья, — поглядим? Немножко совсем?
Она огляделась, убедившись, что люди были кругом, со всех сторон доносились голоса, мелькали яркие одежды женщин.
— Пойдем, — нехотя согласилась Любица, — вон до тех деревьев, не дальше.
Земляники и там не было.
— Ну, дальше не идем, возвращаемся, — решила Любица, и Велька со вздохом послушалась.
А так хотелось бы посидеть тут, у ручья, помолчать, слушая только этот привычный, любимый лесной гомон, который и не шум вовсе, и целый век можно его слушать — не надоест. Дома, в Сини, она могла хоть на полдня, хоть на день в лес одна уйти, и никто бы не перечил. Когда была жива бабка, та всегда знала, где Велька, если надо было — находила сразу. А когда осталась княженка одна, все домашние привыкли уже не беспокоиться попусту.
— Возвращаемся, — Любица решительно повела ее обратно, — и без ягод обойдемся, и так ты у меня ягодка, а в Карияр приедешь, там небось сластей тебе наготовлено да орешков в меду всяких, надоест лакомиться! — приговаривала она. — Ну ты к Горибору-то пригляделась, ягодка, может, улыбнешься ему раз-другой? Знаешь, а ведь и Яробран тоже хорош! Он точно моложе, так и ты меньшая дочка. Он добрый будет муж, покладистый, вот увидишь.
— Надоела ты мне, Любушка, ну как банный лист! — смеялась Велька. — Погляди сама, я им не нужна никому.
— Да ты ведешь себя так, что им и подступиться боязно! А вообще, в чем дело, дорогая моя? Иногда так смотришь… Тебе хоть когда кто нравился уже? Может, до сих пор о ком вздыхаешь, оттого тебе и женихи не надобны?
— Скажешь тоже… — Велька покраснела, отвернулась.
— Да с тебя станется! А как иначе такое понимать? Глупенькая, — она понизила голос, — да многие, бывает, нравятся, и что с того? Замужество — другое совсем. Если о каждом, с кем на Купале переглядываешься, ведь год тужить… Такого добра возами считать!
— А ты откуда знаешь? — встрепенулась Велька.
— Я-то? — хихикнула Любица. — Я и не знаю, да вот ты сама призналась! Влюбилась в кого на эту Купалу?..
Велька потупилась, покраснела.
— Да не страшно, — Любица ее обняла, — потом весело будет вспоминать. Если развела вас Лада с тем парнем, значит, не он твоя судьба. Вот с мужа сапоги снимешь, и все былое уйдет.
— У тебя все ушло? — не удержалась Велька. — Вовсе никогда оборотня своего не вспоминаешь?
И пожалела, что не удержалась, потому что разом потемнели синие глаза боярыни. Но все же Любица ответила:
— Он моим никогда и не был, лишнего не выдумывай.
— А нас Лада и не развела вовсе, — как само сорвалось с Велькиного языка, — он тут… то есть в ту же сторону едет, с тем обозом, что нас обогнал, — помнишь? И в Нави он со мной был, уж не знаю, как смог. Он помогал мне там, плохо было бы без него.
