– Это я его убила.
После долгой паузы Бамфорд переспросил:
– Ты убила Вынималу?
Сэм кивнула и прикусила нижнюю губу. Она опять говорила об этом, столько лет спустя… как странно. Ведь думала, что все это быльем поросло. Сэм казалось, что если долго о чем-то не вспоминать, то этого как бы никогда и не было. Надеялась, что двадцать пять лет спустя можно уже наконец не бояться Вынималы.
– Значит, это ты его убила? – повторил Бамфорд.
– Ну, это произошло случайно… Я… я играла в поле и услышала крики, доносившиеся из сарая. Сарай стоял в отдалении, почти заброшенный… вроде как им никто и не пользовался. Я побежала туда, услышала шум на чердаке – жуткие звуки, словно кого-то душат… Я поднялась туда по лестнице и увидела его – Вынималу, в этой его черной балаклаве… он душил… он только что изнасиловал, а теперь душил девочку.
Мерзавец бросился за мной по чердаку, догнал. Я сперва из-за балаклавы его не узнала, но не сомневалась: этот человек меня убьет. Я отчаянно сопротивлялась: кусалась, лягалась, и каким-то образом мне удалось ударить его в лицо – и выбить ему искусственный глаз. Ну и взбесился же он! А потом… Я не помню точно, что случилось, но доски на чердаке кое-где подгнили, и он свалился вниз, прямо на какую-то старую машину. – Теперь Сэм трясло, трясло так сильно, что, даже сцепив руки, она не смогла унять дрожь. – И напоролся на какую-то торчавшую из машины стальную штуку, наподобие рейки, и она ровнехонько прошла сквозь его шею. Я видела, как он смотрит на меня, а вокруг – кровь. На чердаке было темно, потому что лампочка лопнула – это я ее разбила, когда сопротивлялась. Там были только я и та мертвая девочка. Я знала, что она мертвая, не понимаю почему, но знала. Но я не была уверена, жив Вынимала или нет. На нем оставалась балаклава, я видела только единственный глаз, который смотрел на меня сквозь прорезь. Я боялась спуститься: а вдруг он сейчас вскочит и убьет меня…
– И что было дальше?
– Я оставалась там. Сообразила, что могу помешать Вынимале подняться по лестнице… буду кидать на него тюки соломы, если он попытается меня достать… Но он не двигался. Потом совсем стемнело, я больше его не видела, и от этого мне стало еще страшнее. Ну а еще через некоторое время я услышала, что пришли люди, увидела фонари, узнала голос отца. И я закричала, громко закричала.
– Значит, Вынимала оказался мертв?
– Да.
– А кто была другая девочка?
– Кто-то из деревни. Я ее и не знала. Она была старше меня – уже подросток.
– А сколько тебе самой было тогда?
– Семь лет.
– Да, Сэм, это тяжелое воспоминание детства, психологическая травма.
– Это еще не все, – сказала она, посмотрела на часы и принялась играть ремешком. – После того случая Вынимала стал мне сниться.
– Ну, этого и следовало ожидать, – кивнул О’Коннелл.
– Я все время видела один и тот же сон. Будто я слышу крики, поднимаюсь на чердак сарая, а Вынимала прыгает на меня из темноты. Вот только во сне он не умирает. Он всегда почти побеждает – наваливается сверху, я вижу его единственный глаз и пустую красную глазницу, надвигающуюся на меня… А потом я просыпаюсь, и обязательно случается что-нибудь плохое.
– Например?
– Началось с мелочей. В первый раз после такого сна у меня умер хомячок. А потом становилось все хуже и хуже. Кончилось тем, что мои родители погибли в автокатастрофе.
– И все это происходило, когда тебе было семь лет?
– Да.
– И с тех пор этот сон больше тебе не снился?
– Нет… Вынимала словно бы получил то, что хотел… Я думаю, он отомстил и успокоился.
– А ты могла по этим своим снам предсказать, что именно случится?
– Нет.
– И теперь ты дважды снова видела Вынималу в ночных кошмарах?
– Вообще-то, не дважды, а трижды. – Сэм рассказала ему про случай в такси. – И еще я видела очень странный сон предыдущей ночью. – Она криво усмехнулась. – Ты, наверное, думаешь, что я схожу с ума.
– Расскажи.
Она рассказала ему про то, как оказалась во сне в метро. Бамфорд опять слушал с абсолютно бесстрастным видом. А потом спросил:
– Тот человек в балаклаве, Вынимала… Это он был в метро?
– Не знаю… Думаю, да. Я не видела его лица, но, похоже, он на сей раз явился без маски… Вот только… – Она помолчала. – От него пахло луком.
– У тебя усталый вид, Сэм. Ты принимаешь какие-нибудь лекарства?
– Нет.
– Средства от бессонницы? Транквилизаторы?
– Нет. Совсем ничего.
– А Ричард знает, что ты здесь?
Она помедлила.
– Нет… И я буду благодарна тебе, если ты…
– Ну конечно.
Сэм посмотрела в его бесстрастные глаза, потом перевела взгляд на полированную столешницу, на которой не было ничего, кроме позолоченной авторучки. Потом уставилась на свои пальцы и с отвращением поняла, что грызет ногти. Фу, что за мерзкая привычка.
– Слушай, а нет таких таблеток, чтобы спать без сновидений?
Сэм опять принялась грызть ногти. Она понимала, что это надо немедленно прекратить, но ничего не могла с собой поделать.
Бамфорд вытянул нижнюю губу, постучал пальцем по позолоченной авторучке.
– Есть такие транквилизаторы, но у них масса побочных эффектов. Ты перестанешь видеть сны по ночам, но у тебя начнутся сны наяву, галлюцинации. Скажи мне, Сэм, если ты видишь будущее, то чего именно ты боишься? Разве вещие сны – это плохо? Воспринимай их как подсказку.
– Все не так. У меня такое чувство… словно бы несчастья происходят потому, что я вижу их во сне.
– То есть это ты стала причиной авиакатастрофы в Болгарии?
Сэм кивнула.
– Ты серьезно считаешь, что ничего не случилось бы, если бы ты не увидела тот сон?
Она почувствовала, что краснеет, и пожала плечами.
– Ладно, давай вернемся к твоим детским снам. Как скоро после очередного сна с участием человека в балаклаве случались несчастья?
Сэм напрягла память. Детство виделось ей как в тумане и кишело множеством образов. Словно щербины в старой доске, они с годами выравнивались, становились частью знакомого ландшафта, и, как бы ты ни старалась, уже невозможно было вспомнить, в каком порядке они возникали.
– Ну, когда как.
– Через день? Через неделю? Через несколько месяцев?
Она услышала собственный крик: «Мама!»
Слезы, объятия.
«Успокойся, детка, все хорошо».
– Нет, это всегда происходило быстро. На следующий день или несколько дней спустя.
