Девушка резко вскинула руку, и из-за ее спины выступили четверо лучников. Почти одновременно тренькнули четыре тетивы, и четыре стрелы с острыми кремниевыми наконечниками вонзились низкорослому потомку Табити в спину и правый бок. А еще через миг – еще четыре.
Правитель города молча рухнул, остальные скифы выдернули из поясных петель оружие. Однако кидаться вчетвером на многочисленную звериную стаю не торопились. Уж очень неожиданным и непривычным оказался их враг. Звери тоже не нападали – лишь скалили зубы и угрожающе рычали. Медведи окружили черные зевы люков, росомахи, водя носами, бегали по плоской вершине рукотворного холма, волки, угрожающе вздыбив шерсть, плотно окружали четверых воинов.
Заминка длилась совсем недолго – по земляному склону вскарабкались наверх несколько мужчин в меховых одеждах, взялись за лежащую у края стены жердяную лестницу в два шага шириной, толкнули через опорное бревно вниз. И после этого на крышу не имеющего ворот города забежали уже десятки крепких воинов с палицами и топориками в руках.
Одной из последних наверх поднялась девушка в венке, пробралась через стаю вперед, к скифам.
– Как я уже говорила, – ласково сообщила она, – мне не хочется никого убивать. Бросьте оружие, дети степей, и вы останетесь живы.
Четверо воинов переглянулись. Один из пожилых тихо выругался и уронил палицу себе под ноги. Остальные скифы последовали его примеру.
– Вот и славно, мудрые воины, – облегченно вздохнула гостья. – Мы опять обошлись без крови. Весар, неси сюда зеркало!
Часть первая. Родовая ведьма
Бабушкино платье
Как положено настоящей сказочной истории, эта началась в ночь перед Рождеством, в занесенной снегом деревеньке, притаившейся неподалеку от Валдая, на узеньком шоссе, ведущем от старой московской трассы к древнему, как валдайские ледниковые морены, городу Удомле. И пускай ныне в не менее старинной Озеровке большинство домов принадлежали не крестьянам, а московским дачникам, пускай в каждой избе горели не лучины, а яркие электрические огни, пускай на деревьях и заборах перемигивались светодиодные гирлянды, пусть во дворах отдыхали ныне не лошади и коровы, а джипы и кроссоверы, пусть в горницах пылали камины, а не печные топки, пусть в окнах сверкали стеклопакеты, а не белело промасленное полотно, однако избы оставались все теми же несокрушимыми бревенчатыми громадинами, каковые стояли здесь не первый век и надежно укрывали от невзгод и морозов многие поколения русских людей. Как было и многие века назад, на улице сверкал в лунном свете такой же снег, что видели деды, прадеды и прапрадеды здешних обитателей, мела такая же поземка, перемигивались те же звезды, и потому нынешняя праздничная ночь была для смертных столь же завораживающей и магической, как сто, и двести, и тысячу лет назад.
Именно с этим рождественским настроением Светлана, приехавшая вместе с родителями в старый деревенский дом, ныне именуемый «дачей», и подняла крышку старого бабушкиного сундука. Ибо приближалось время святок, и девушке хотелось найти какую-нибудь старинную одежду, дабы завтра поутру удивить соседей необычным нарядом.
Вполне современная восемнадцатилетняя красотка – возможно, чуть крупноватая, но зато с яркими голубыми глазами, длинными каштановыми волосами и мягкими чертами лица, Света не отличалась суеверностью. Трудно обрести религиозность, будучи студенткой фармакологического института и на протяжении двух лет рассматривая человека как большую банку с химреактивами. Однако бокал шампанского, смех катающихся с горки детей, звон колоколов, хрустящий под ногами наст, полная Луна и звездное небо и само осознание наступающего праздника сыграли свою роль – Света поддалась общему рождественскому наваждению. Ей захотелось избавиться от джинсов и пуховика, вязаной шапочки и наушников и стать той сударушкой, каких рисуют на лубочных картинках: розовощекой и веселой, в пуховом платке, полушубке и в сарафане с пышными юбками.
А еще родовая память подсказала ей про вывернутые мехом наружу тулупы, маски с рогами, гудки и бубны, про горки и санки, конфеты и пироги, про гулянья и гадания, пятнашки и снежки и прочие деревенские развлечения, испокон веков творящиеся в здешних лесах между Рождеством и Крещением.
Все это, вместе взятое, и привело студентку-фармацевта на чердак, к старым, серым и пыльным сундукам.
Здесь, наверху, до сих пор ощутимо веяло девятнадцатым веком. Чердак, засыпанный уже порядком перепревшей, но все еще вполне узнаваемой соломой, с кровлей не из балок или лаг, а из самых обыкновенных, грубо ошкуренных сосновых бревен, сверху застеленных жердями, среди которых топорщились края древней дранки…
Ремонтируя крышу десяток лет назад, родители Светы не стали ее разбирать, а просто кинули новую кровлю поверх старой, отчего над домом стало заметно теплее.
И само собой, здесь до сих пор не имелось никакой проводки и никаких лампочек, так что подсвечивать себе девушке пришлось смартфоном.
Поднявшись наверх по приставной лестнице, студентка, осторожно ступая на ломкие желтые стебли, медленно прошла между старой радиолой и телевизором, перешагнула катушечный магнитофон с большими колонками, затем пробралась между рамами железной кровати, остановилась возле трех огромных ящиков с обитыми толстыми медными полосами углами, отерла ладонью полукруглую крышку ближнего, повернула торчащий из замочной скважины ключ, потянула вверх металлическую рукоять.
Изнутри, на удивление, пахнуло лавандой, а вовсе не плесенью или затхлостью, как этого ожидала Светлана. Хранящиеся внутри сокровища тоже выглядели свежими и нарядными: сложенные ровными стопками белоснежные кружевные подзоры и рушники, вышитые наволочки, скатерти, занавески и пододеяльники, а рядом – платки, юбки, чулки, сорочки.
Заметив среди всего этого добра полоски серого вельвета, девушка потянула ткань к себе, и неожиданно в ее руках развернулось длинное платье с разноцветной бисерной вышивкой, золотистым шелковым поясом и сандаловыми палочками вместо пуговиц.
– Ого! – Света встряхнула находку, окинула придирчивым взглядом. – Очень даже нехило… Вечерним платьем не назовешь, но в театр или на концерт в нем хоть сегодня можно отправляться!
Перекинув добычу через плечо, девушка еще несколько минут перебирала вещи, после чего выбрала две сорочки и все юбки, свернула их под мышку, закрыла тяжелую крышку сундука и повернула ключ в замке.
Спустившись в свою комнату, Светлана разложила «обновки» на тахте, еще раз придирчиво все осмотрела и даже обнюхала, после чего решительно разделась донага и через голову натянула сорочку с кружевами у ворота. Затем надела одну за другой все юбки – откуда-то из подсознания она еще помнила, что зимой их чем больше, тем лучше. С одной стороны, теплее, с другой – «пачка» намного пышнее смотрится. И поэтому в платье девушка влезла только после того, как нацепила себе на пояс целых пять сатиновых «исподниц». Оправила тяжелую ткань, затянула пояс, застегнула палочки-пуговицы на левом плече. Повернулась к стоящему в углу возле окна порядком облупившемуся трельяжу и вскрикнула от неожиданности! Из-за стекла на нее смотрела тонкогубая, улыбчивая и совершенно седая старушенция, на лице которой даже морщинки складывались в веселое выражение.
