Великая Макошь и ее гостья как раз подошли к зеркалу, и могучая богиня без дальнейших церемоний швырнула Свету в обсидиановый овал.
Оказавшись по ту сторону, девушка сделала несколько торопливых шагов, взмахнула руками, сильно качнулась вперед, но на ногах устояла. С обидой оглянулась. Ведьма заподозрила, что больше уже никогда не сможет создать для великой Макоши ни единого рабочего заклинания. Однако за спиной девушка увидела лишь овал из полированного серебра в резной деревянной оправе.
– Серебро… – вслух пробормотала Света. – Интересно, в этом мире оно считается ценностью или дешевкой? В Вологде стоит обсидиановое. А Макошь вроде бы изображает из себя самую крутую богиню из всех живущих. Наверное, все-таки дешевка…
В остальном комната выглядела богато: ковер на полу, два небольших окошка со слюдяными пластинками, стены из тщательно отесанных бревен, висящая посередине одной из них медвежья шкура.
Не увидев дверей, девушка приподняла шкуру и действительно обнаружила за ней аккуратно отесанный проем, ведущий в куда более просторную горницу, примерно десять на десять метров. Ровный тесовый пол, бревенчатые стены, крытые кошмой лавки возле них, столы, составленные плотно один к другому, и четыре слюдяных окна, по два справа и слева.
Немного покрутившись, Света пожала плечами и хлопнула в ладоши:
– Вострухи-помощницы, проводите меня к вашему хозяину!
Послышался легкий хлопок, рядом выросла замотанная в нечто мохнатое старушка с двумя седыми косичками, кивнула:
– Ступай за мной, Света-богиня!
Вслед за домовым духом гостья, откидывая на своем пути медвежьи пологи, миновала две проходные комнаты и неожиданно для себя оказалась в опочивальне: кошма на стенах, меха на полу, однотонное окно, затянутое чем-то вроде пергамента. И, разумеется, постель. В самом центре, высотой примерно по колено, заваленная овчинами, лисьими и барсучьими шкурами. Там, укутанный мехами, лежал седовласый и седобородый мужчина, возле которого хлопотали сразу три сиделки: две юные девчушки в свободных замшевых сарафанах и синеглазая скуластая женщина лет тридцати, в платье из рысьего меха, с пышными собольими рукавами и воротом из чернобурки, в высоком резном костяном кокошнике с несколькими самоцветами и в широком поясе с золотыми пластинками. Девушки хлопотали, протирая тело воина влажными шариками болотного мха. Судя по тому, что стоящий на полу ухват темные тампоны наполняли почти наполовину, Похвисту досталось изрядно, крови он потерял много. Скуластая женщина никак не помогала – просто сидела возле угла кровати.
– Доброго дня… – тихо поздоровалась девушка. – Как великий Похвист, не сильно пострадал? Помощь не нужна?
– А ты еще кто? – поднялась женщина. – Откуда ты тут взялась?
– Мне сказали, великий Похвист ранен… – Юная ведьма кашлянула.
– Ты решила меня проведать, юная Света? – повернул голову седобородый воин. – Спасибо за твою заботу. Прости, ныне из меня хозяин никудышный.
– Я лишь хотела узнать, не нужна ли помощь, – пробормотала юная ведьма, буквально физически ощущая, как женщина прожигает ее взглядом. – Раны закрылись?
– Ну, коли у великого Похвиста столь заботливая гостья появилась, не станем им мешать… – скрипнула зубами женщина. – Пусть беседуют.
Она передернула плечами и вышла из опочивальни. Юные девицы поспешили вслед за хозяйкой.
– Вот проклятье! – поморщилась Светлана. – Кажется, твоя жена приняла меня за твою любовницу. Только этого мне тут и не хватало!
– Не придумывай, малышка, – поморщился Похвист. – Моя Хоря умница. Она знает, мне не нужен никто другой.
– Ты плохо понимаешь женщин, седовласый воитель, – покачала головой юная ведьма. – Ты неожиданно пропадаешь на несколько дней, занимаешься невесть чем, возвращаешься усталый и безразличный. Откуда ты можешь знать, что за мысли копошатся в ее голове?
– А ты, значит, понимаешь, юное дитя? – хмыкнул повелитель ветров и тут же болезненно застонал.
– Тебе плохо? – встревожилась девушка. – Я могу помочь?
– Перестань, малышка, я же бог, а не смертный! – недовольно морщась, ответил Похвист. – К вечеру все дырки затянутся, завтра на ноги поднимусь.
– Почему не сегодня? – Света оглянулась на дверь.
– Меня не первый раз рубят, малышка. Я хорошо знаю, какие раны как затягиваются, – опять болезненно скривился властитель ветров. – К вечеру я буду еще слишком слаб.
– Это хорошо. Значит, по крайней мере сейчас я остаюсь вне подозрений… – задумчиво погладила себя пальцем по губам девушка. – Так ты действительно в порядке?
– Вообще-то, нет, малышка, – горько усмехнулся седой воин. – Вообще, я ранен и у меня все болит. И будет болеть довольно долго.
– Мне жаль, великий Похвист, – пожала его руку девушка. – Однако тебе я помочь не могу. Попытаюсь хотя бы успокоить Хору. Ей тоже тяжко. От ревности страдать – не сахар.
– Какой еще «сахар»? – не понял повелитель ветров.
– Беленький такой. – Света еще раз сжала пальцы раненого и отпустила. – Поправляйся, победитель оборотней.
Юная ведьма вышла из опочивальни, остановилась за порогом. Она была уверена: какие бы подозрения и помыслы ни витали в мыслях жены, в каком бы состоянии раненый ни находился, но мужа наедине с разлучницей Хоря надолго не оставит. Будет переживать где-нибудь неподалеку, в пределах хорошей слышимости. И оказалась права – женщина находилась в соседней комнате, стояла у распахнутого окна. Дверь в светелку хозяйка предусмотрительно оставила открытой, чтобы уж точно слышать все до мелочей. Светлана кашлянула на пороге, постучала костяшками по косяку:
– Прости, великая Хора, я толком с тобой не поздоровалась, не представилась…
– Ты же не ко мне пришла, детка! – не оглядываясь, ответила местная правительница. – Ты пришла к великому Похвисту. Он в опочивальне лежит. Уже отмытый и уже почти здоровый. Завтра начнет скакать и бегать. А еще дня через три снова куда-то отправится за синяками и ранами.
– Я знаю, о чем ты думаешь, великая Хоря, – не получив приглашения, юная ведьма все равно шагнула в светелку. – Но это неправда. Мы с твоим мужем только позавчера впервые увиделись, всего парой слов перемолвились…
– Я так и поняла, – холодно ответила богиня.
– Да посмотри же на меня, Хоря! – не выдержала Светлана.
Женщина повернула голову. На ее щеках играли желваки, глаза стали темно-темно-синими, почти черными, скулы заострились, крылья носа часто шевелились.
– Видишь, как я одета?! – вскинула руки девушка. – Днем в жару хорошо, а вечером зябко. Твой муж, увидев, как я мерзну после заката, одолжил мне свой плащ. Похвист оказался единственным, кто по-доброму отнесся ко мне во всем этом мире, я ему очень за это благодарна. И поэтому когда я услышала о ранении повелителя ветров, то сильно огорчилась и поспешила его навестить.
