– Я не собираюсь замуж! – вспылила Эмма. – О свадьбе вообще еще никто ничего не говорил!
Эмили подняла на нее гневный взгляд:
– И к чему же тогда все эти знакомства? Что такого важного в этой маленькой девочке, что ты притащила сюда своего парня?
– Я хотела, чтобы он знал, кого еще я люблю, кроме него.
– А как насчет меня? Меня ты не любишь?
Вопрос застал ее врасплох. Эмма не могла и думать о том, что ее мама когда-нибудь потребует заверений в любви. Ей казалось, что поступков было достаточно. Она ведь работала и использовала каждую возможность для того чтобы облегчить своей маме жизнь, она выполняла все ее просьбы и заказы, покупая в городе продукты, которые вполне можно было приобрести и здесь. Она носила тяжелые сумки, в то время как ее ровесницы красовались с крохотными корзинками. Ей приходилось каждую неделю глотать собственную боль от того, что Эмили совсем не ждала ее приездов, предпочитая ходить к Инесс, у которой и без того было все, о чем сама Эмма могла только мечтать. Этого оказалось мало, и теперь она не знала, что еще нужно сделать.
– Люблю. Люблю, поверь мне, мама. Но у меня тоже должна быть своя жизнь, понимаешь?
– Не такая ненормальная жизнь, а такая, как у всех, Эмма!
– Такая же, как у Инесс?
Нет, все-таки стервозность всплывала на поверхность подобно масляным пятнам в холодной воде. Эмма отлично это понимала, но сейчас, когда плотину самообладания прорвало гневом, она уже не знала, как затормозить.
Эмили усмехнулась, с горечью кивая и говоря:
– Я так и знала, что ты это скажешь. Не вмешивай в это дело Инесс. Считай, что тебе еще повезло, что дядя Софии разрешил тебе вообще с ней увидеться. Мог бы пригрозить, что вызовет полицию или обвинит тебя в похищении. Я говорю это ради твоего же блага. Это к лучшему, что теперь ты не будешь с ней видеться.
– Нам разрешили видеться по два часа в выходные.
– У тебя что, совершенно нет гордости? – Эмили так и ахнула от такой хладнокровной констатации факта. – Зачем нужны такие унижения? Лучше брось все это первой, я не для того тебя родила, чтобы какие-то недоумки пользовались твоим трудом, и еще… о боже, Эмма, как ты можешь это терпеть?
– Могу, потому что я хочу видеться с Софией. Она много для меня значит, мама, я не собираюсь бросать ее ни сейчас, ни потом.
– Тебе нечем заняться в выходные? Если дело в этом, я найду тебе полезное занятие, только послушай меня…
Эмма не стала ждать, пока она закончит. Она почти никогда не перебивала мать, но сейчас просто не смогла удержаться.
– Если София исчезнет, то я перестану приезжать сюда. Буду высылать деньги почтой, а сама останусь в городе. Для чего мне будет сюда возвращаться? У тебя появилась другая дочь, о которой ты заботишься так, как мне и не снилось. Так что, ты все равно не заметишь разницы, а валяться целый день в кровати я могу и в общежитии.
У Эмили был такой вид, будто ее ударили по лицу, и Эмма немедленно пожалела о своих словах. Весь боевой дух смыло волной раскаяния, но вернуть произнесенные вслух слова было уже нельзя.
– Мама, – она попыталась приблизиться и дотронуться до руки матери, но Эмили отпрянула и оттолкнула ее.
– Убирайся к черту! – роняя злые слезы, прокричала она. – Убирайся с глаз моих, ты неблагодарная тварь!
– Мама, я не то хотела…
Из обвиняющей Эмма в одно мгновение превратилась в умоляющую о прощении, но Эмили осталась непреклонной.
– Уйди от меня, уйди прочь, прочь, прочь! – распаляясь все больше, кричала Эмили, начиная хлестать ее по рукам бумажным кухонным полотенцем. – Как ты смеешь?! Убирайся, чтобы я тебя больше не видела!
Что оставалось? Пришлось утереть собственные слезы и выйти из кухни.
Со всеми этими событиями, следовавшими одно за другим, Эмма совершенно забыла о том, что Мартин обещал позвонить ей вечером. Поэтому когда он все же сдержал слово, она даже удивилась, поскольку совсем не ждала звонка. К этому времени она была обессиленной и опустевшей, но услышать хоть чей-то голос было приятнее, чем ходить по дому, стараясь не встретиться с собственной матерью.
– Как ты? – Сквозь помехи и потрескивания его голос казался ломким и эфемерным. – Живот все болит?
Наверное, он предположил, что у нее просто несварение желудка.
– Нет, все уже прошло, – солгала она, предпочитая не думать о том, что всего полчаса назад выпила еще одну таблетку.
– Ты плачешь?
Здесь даже ложь не могла бы ее спасти, и Эмма призналась:
– Немного. Телевизор смотрела, пустяки.
– А, ну конечно, – недоверчиво рассмеялся он. – Как день прошел?
– Хорошо. Как у тебя все получилось? Много скандалов сумел предотвратить?
– О черт, Эмма, лучше тебе и не знать. Скоро я стану настоящим рефери.
Сегодня днем его тут не хватало – миротворческие таланты ей явно помогли бы.
– Понятно. Я тобой горжусь.
– Да ну, – как-то смущенно протянул он. – У тебя точно все нормально? Я тут просто узнал кое-что.
Мартин замолчал, видимо, ожидая ее отклика, чтобы решить, продолжать или нет.
– Конечно, я в порядке. Что ты хотел сказать?
– В общем, те слухи о том, что твоя фабрика закрывается… это правда. Следующая неделя у вас последняя. Нужно что-то делать, причем срочно. Ты только не расстраивайся, мы обязательно найдем тебе другую работу.
Для одного дня это было слишком. Эмма опустила голову и сползла по стенке, усаживаясь прямо на пол.
– Мартин, – необычно глухим голосом позвала его она. – Ты встретишь меня? Уже восемь часов, но я успею сесть на последний автобус к половине девятого. В городе буду в двенадцатом часу. На автовокзале.
На том конце раздался вздох, а потом Мартин осторожно осведомился:
– Ты точно в порядке? Сможешь доехать одна?
– Да. Все лучше, чем оставаться.
– Тогда я обязательно приеду за тобой.
– Спасибо. Пойду собираться.
Эмили не вышла проводить ее. Слова Эммы прожгли в ее груди зияющую дыру, и сейчас ей казалось, что она никогда не сможет простить свою дочь за эти сказанные в сердцах ядовитые слова.
Глава 17
Поиски работы были мучительным и слишком уж сложным делом. Конечно, ей приходилось обивать пороги и раньше, но тогда она смогла найти место уже через три дня после начала своих мытарств.
Их сократили всем коллективом – просто распустили предприятие. На все это ушло меньше недели, и теперь Эмма доживала последние дни ноября в своей комнате, зная точно, что зимой ей придется покинуть город и вернуться домой. Платить за жилье ей будет нечем, делать покупки в городе станет невозможно. Что еще останется? Только сдать комнату и сесть в автобус. Приехать в пустой дом, куда нельзя нормально привести Софию; где днем никого нет, а по вечерам можно ходить лишь украдкой, чтобы не столкнуться с обиженной Эмили. Что это будет за жизнь?
