— Ты должен поехать со мной, Элиот, — прошептал он. — Фиона в больнице. Она… умирает.
59
Смертельный диагноз
Элиот стоял у кровати Фионы и держал ее за правую руку. По другую сторону кровати сидела Си и держала Фиону за левую руку — осторожно, чтобы не задеть трубочки, тянущиеся от капельниц.
Сестра Элиота выглядела так, словно из нее вытекла вся кровь. Ее рука была вялой, холодной как лед и казалась намного легче, чем обычно. Даже в самых страшных снах Элиоту не могло присниться, что Фиона, такая сильная и подвижная, может выглядеть настолько хрупкой.
Элиот огляделся по сторонам в надежде, что кто-нибудь скажет ему, что случилось с Фионой.
В углу палаты частной клиники стоял Роберт, скрестив руки на груди. Он не отводил глаз от Фионы. Всю его холодность и браваду как ветром сдуло.
У изножья кровати стояла бабушка и читала историю болезни.
Если бы Элиот сегодня утром не бросил сестру — сегодня, когда он, наверное, был нужен ей больше, чем когда-либо, может быть, он сумел бы этому помешать.
Бабушка оторвала взгляд от истории болезни.
— Это не твоя вина, — сказала она ему сухо и тут же вернулась к записям врача. — Клинический диагноз твоей сестры: тяжелое истощение и обезвоживание.
— Но как это произошло? — промямлил Элиот. — Ведь она же ела…
Она ела конфеты. Тонны конфет.
Может быть, они были отравлены? Элиот все время подозревал, что с конфетами что-то не так.
Бабушка проигнорировала его вопрос и продолжала читать историю болезни.
— Была применена внутривенная гидратация и введение питательных растворов, но все это не дало эффекта. Ее организм отторгает пищу и воду.
Невозможно. Элиот понимал, что речь идет о химии на клеточном уровне, а не о сознательном решении Фионы.
— Тут не просто медицина, — прошептал он, — верно?
Си наклонилась к нему и утешающе погладила его руку.
— Лучше постарайся сосредоточиться на хороших мыслях о сестре, мой милый.
Бабушка посмотрела на дверь палаты, бросила историю болезни на кровать — и в ее руке появился скальпель.
Дверь открылась. Вошли тетя Лючия и дядя Генри. Они резко остановились, увидев скальпель в руке бабушки.
Элиот тоже испугался. Вид у бабушки был (если такое вообще возможно) еще более угрожающим, чем он мог предположить.
Несколько мгновений никто не двигался, и все молчали.
— Успокойся, Одри. На этот раз мы пришли, чтобы помочь, — наконец прошептал дядя Генри.
— Как это на тебя похоже, — прищурившись, проговорила Лючия. — Убивать всех, кто тебя любит.
Бабушка вздохнула. Скальпель исчез.
А Элиот и глазом моргнуть не успел. Куда же девался скальпель?
Лючия подошла к Одри и обняла ее. Бабушка не слишком радостно обняла ее в ответ.
Дядя Генри кивком поприветствовал Роберта, подошел к Элиоту и положил руки ему на плечи.
— Мы поняли, что случилось, — сказал он, обращаясь ко всем, кто находился в палате, — и приехали так быстро, как только смогли.
— Удушила бы Даллас, — пробормотала Лючия, — за то, что она так рано показала им нити судьбы.
— У Фионы не было выбора, — сказала бабушка. — Имело место внешнее воздействие. Если бы девочка не перерезала нить, она бы и столько не протянула.
— Может быть, кто-нибудь мне все-таки объяснит, что тут происходит? — требовательно спросил Элиот.
Бабушка сердито посмотрела на него, но Элиот набрался мужества и ответил ей храбрым взглядом.
— Все произошло у тебя на глазах, — сказала бабушка. — В тот вечер, когда Даллас показала вам нити судьбы, мы увидели конец жизни Фионы. Ей осталось жить несколько часов, и никто не может это предотвратить.
Элиот окаменел. Он не мог представить себе жизни без сестры.
— Возможно, это не совсем так. — Лючия отодвинула в сторону историю болезни и заставила бабушку встретиться с ней взглядом. — Мы думаем, что есть способ спасти ее.
Бабушка вопросительно подняла брови. Впервые с момента появления в палате Лючии и Генри она проявила хоть какой-то интерес.
— Да, — кивнул Генри. — Помочь сможет третье героическое испытание.
60
По яблоку в день
Фиона была воздухом. Она была пылью и светом, она стала такой тонкой, что ее мысли расплывались.
А потом ее сознание сосредоточилось на тяжести, давившей на нее с такой силой, что каждый вдох давался с трудом.
Фиона открыла глаза.
Она лежала на незнакомой кровати. По одну сторону в темноте стояла бабушка. По другую — тетя Лючия, озаренная лунным светом, струившимся в открытое окно.
Руки бабушки и тети Лючии двигались над одеялом. Посреди смятых простыней Фиона увидела хитросплетение разноцветных хлопковых волокон, пластиковых нитей, кожаных шнурков, блестящих шелковых лент и золотой тесьмы. Увидела она и нечто еще более странное: полосы дыма и теней, а также острую колючую проволоку.
Фиона попыталась приподняться и осознала, что все это как бы вынуто из нее.
Бабушка и Лючия вскрыли ее, и все, что находилось у нее внутри, лежало грудами на простынях. Две женщины вытягивали из этой спутанной массы одну нить за другой и завязывали на них узелки. Каждое их движение приносило Фионе боль.
Тошнота накатывала волнами. Она сделала глубокий вдох, чтобы вскрикнуть.
А потом хитросплетение нитей исчезло, остались только бабушка и Лючия. Они поправляли простыни, умело разглаживали складки на одеяле.
Страшный сон?
Она так не думала. Именно такой клубок нитей она видела в стеклянном лабиринте. Это была та самая ткань жизни, которую она уже рассматривала перед тем, как… лишиться чувств?
Она помнила, что не ожидала, что очнется.
Фиона прижала руку ко лбу.
— Я упала? — спросила она, с трудом обводя взглядом палату.
Рядом с бабушкой стоял взволнованный Элиот. Он попытался подойти ближе к Фионе.
Фиона была сердита на брата за то, что он появился так поздно. И все же она потянулась к нему, и он взял ее за руку.
За спиной Элиота стояла Си. Заламывая руки, она проговорила:
— Мы уже думали, что потеряли тебя, моя голубка.
Бабушка свирепо глянула на нее, и Си попятилась назад. Сердце Фионы забилось чаще, когда она заметила в углу палаты Роберта.
Он явно чувствовал себя неловко. Стоял, сложив руки на груди. Он помахал ей, будто все было нормально и в больнице она оказалась из-за заусеницы. Но Роберта выдавали красные глаза и то, как нервно он посматривал на дядю Генри.
