Все как один повернулись и уставились на него. Сердце Роберта остановилось, и тут же бешено забилось от страха.
На прошлом собрании ему велели молчать. Он знал, что дважды эти люди не предупреждают. Мистер Миме тяжело вздохнул.
— Увы, я чуть не забыл. Прежде всего мы должны разобраться с этим вопросом.
— Я согласна, — холодно проговорила Лючия. — Судьба двойняшек будет решена сразу же после того, как Сенат рассмотрит вопрос о подобающем наказании оступившегося водителя Генри.
Оступившегося. Иными словами — нарушившего правила. Роберт знал, как поступали члены Лиги с нарушителями правил. Несчастным веками рвали на куски печень. Или их превращали в мраморные статуи, а потом ставили у чьей-нибудь подъездной дорожки.
Прошлой ночью Роберт зашел слишком далеко. Мистер Миме оставил его одного, поэтому на рассвете он подогнал машину к окрестностям базы, чтобы забрать Элиота и Фиону.
Фиона ждала его. Забор базы скрывала пелена тумана. Фиона была напугана, но, увидев Роберта, явно обрадовалась… и, конечно, она была так слаба, что ее стоило подвезти.
Роберт с надеждой взглянул на мистера Миме. Его работодатель поджал губы и едва заметно покачал головой.
Роберта словно ударили в грудь ножом. Этот жест яснее всяких слов сказал ему: мистер Миме не станет его поддерживать.
— Даже не знаю, с чего начать, — проговорила Лючия, взяв с соседнего стула отчет и пролистав его до последней страницы. — Из-за действий мистера Фармингтона результаты этого испытания можно даже счесть недействительными. По идее, близнецы должны были покинуть базу самостоятельно. — Она продолжала читать. — И у нас существуют правила относительно дружеских отношений водителей с членами Лиги… даже с потенциальными членами Лиги.
— Я слышал, — добавил мистер Миме, — что, возможно, даже имел место поцелуй.
Роберт не мог поверить. Должно быть, произошла какая-то ошибка. Или это была шутка? Мистер Миме сам велел ему так поступать. Ну ладно, про поцелуи он ничего не говорил, но про все остальное — точно.
Ему хотелось вскочить и что-нибудь сказать. Но он вдруг так ослабел, что не мог ни пошевелить рукой, ни раскрыть рта.
Мистер Миме подошел к Роберту.
— Мне жаль, что тебе приходится все это терпеть, — прошептал он. — Но я вынужден просить тебя вернуть мне ключи.
Роберт испытал бы меньшую боль, если бы его ударили по голове кувалдой. Ключи от машины были символом его служения. Вождение машины было его жизнью.
— Вы меня… увольняете?
Мистер Миме сердито взял ключи из дрожащей руки Роберта.
— Увольняете — это мягко сказано, — усмехнулась Лючия.
— О, прошу тебя, — проговорил мистер Миме, повернувшись к ней. — Я не спорю: парень нарушил несколько правил, но от этого никто не пострадал. Давайте просто запрем его на несколько сотен лет, и пусть он поразмыслит на досуге о содеянном.
— Вечно ты миндальничаешь с наемными работниками, — проворчала Лючия. — Что ж, если нет возражений…
Несколько сотен лет? Взаперти? Свобода была всем на свете для Роберта. Если он не сможет водить машину и мотоцикл, чувствовать, как ветер бьет в лицо, видеть столько всего вокруг… нет, лучше умереть.
— Погодите, — сказала Одри Пост. — Этот молодой человек вел себя со мной очень любезно. Прошу смягчить приговор.
— Одри просит о милосердии? — удивился мистер Миме и расплылся в улыбке. — Уж не погасло ли солнце? Не вспыхнула ли луна?
Одри Пост устремила на него пронзительный взгляд, и мистер Миме перестал улыбаться.
— О, хорошо, хорошо, пусть будет всего пятьдесят лет в изоляции, — сказал мистер Миме. — А теперь давайте перейдем к более важным делам.
— Да будет так.
Лючия позвонила в серебряный колокольчик.
Роберт наконец нашел в себе силы встать. Он собирался выступить с обвинениями. Он доверял мистеру Миме. Он думал, что тот его понимает по-настоящему, что он ему небезразличен.
Но что Роберт мог сказать? Мог ли он уличить мистера Миме в обмане?
Нет. Несмотря ни на что, этого Роберт сделать не мог. Он не был доносчиком. Это означало бы опуститься до их уровня.
Он просто встал и посмотрел на мистера Миме в упор, вложив в этот взгляд весь свой гнев, все разочарование и отчаяние.
Мистер Миме ответил ему невозмутимым взглядом.
Как только звук колокольчика Лючии умолк, Роберт ощутил страшное давление со всех сторон, а потом он перестал видеть, чувствовать и дышать.
65
Ночной поезд
Селия закинула ногу на ногу, удобно устроилась на мягком, обтянутом бархатом сиденье и распустила шнурки на сапогах. Постукивание колес поезда на стыках успокаивало ее.
Витражные потолочные стекла отбрасывали на стены и пол купе странные половинки радуг, фильтруя свет солнца, которое в этих пределах Ада никогда не заходило. За окнами слева тянулась пустыня, посреди которой тут и там возвышались высокие столовые горы.
[93]
В небе кружили стаи стервятников, выслеживающих жертву, пытающуюся убежать. Время от времени мимо проносился пылающий фюзеляж авиалайнера и эффектно разбивался о землю.
Пейзаж просто просился на открытку.
Селия всегда обожала эти краткие поездки на «Кронпринце».
[94]
Таких поездов больше не производили.
Спокойствие Селии, однако, нарушала Джулия Маркс, сидевшая рядом с ней на краешке кресла. Бедняжка не могла наслаждаться роскошным видом из окна и уютом в купе, потому что боялась Селии. Что ж, ее можно было понять.
Но если Селии она боялась, другие пассажиры повергали ее в настоящий ужас, поэтому она предпочитала сидеть рядом с Королевой Маков.
Члены совета и еще несколько странников возвращались домой. Они слишком много времени провели в стране света. Их разум и души изнемогли. Подобное лицемерие всегда пагубно сказывалось на таких, как они. Возвращение домой становилось для них и проклятием, и благословением.
