— Воды, — сказала Фиона.
— В мойке, — ответил Элиот. — Осторожно, не прикасайся к его руке.
Они подняли Майка, ухватив его под мышки. Он стонал и дрожал. Фиона и Элиот подтащили Майка к мойке и наклонили так, чтобы рука попала в раковину.
Джонни вошел в кухню с сигаретой в зубах. Увидев Майка, он перекрестился.
— Звоните девять-один-один! — крикнул ему Элиот. — Скорей!
Джонни бросился к телефону, висящему на стене.
Элиот направил струю холодной воды из крана на плечо Майка.
Как только вода потекла по обожженной руке, Майк снова закричал и попытался вырваться.
— Нет, — прошептала Фиона. — Так нужно, иначе ты потеряешь руку.
— Нужно охладить кожу, — сказал Майку Элиот. — Рукав пропитался жиром.
Менеджер кричал и хныкал, но вырываться перестал, обмяк и повис на руках у близнецов.
Элиот посмотрел на сестру, а она — на него. Он знал, что Фиона думает о том же, о чем и он: Майк обжег правую руку — ту, которой он схватил Фиону.
9
Прерванный отпуск
Селия нежилась под сенью пальм на своем личном пляже на острове Бора-Бора,
[17]
в собственном «доме вдали от дома».
[18]
Аборигены побаивались этого места. Они считали, что над ним властвует «злое колдовство», — а все из-за того, что после кораблекрушений течения выбрасывали раздувшиеся трупы утопленников именно на этот берег. Конечно, Селия ничего не предпринимала, чтобы развеять слухи. Уединение было драгоценностью, сокровищем, об утрате которого она бы горько сожалела.
Золотые солнечные лучи отражались от белого, как тальк, песка. Зной проникал даже сквозь листву пальм и москитную сетку.
Кожа Селии напоминала цветом раскаленную бронзу. Скрученные в жгут влажные медно-рыжие волосы обвивали ее шею, словно змея. При пышных формах она была довольно стройна и могла бы стать манекенщицей. Такая карьера пришлась бы ей по душе, поскольку льстила бы ее тщеславию, но мужчины и женщины и без того падали к ее ногам.
Селия промокнула полотенцем лоб, еще влажный после недавнего купания. Она играла с мирными серыми рифовыми акулами и дразнила их до тех пор, пока они не разозлились и не начали нападать друг на друга. Вода стала красной от крови и кусков плоти. Селия облизнула губы, почувствовала кровавый привкус и улыбнулась. Улыбалась она редко.
Чудесный выдался вечер…
Но его вот-вот должны были испортить.
На ее берегу появился непрошеный гость.
Селия чуть-чуть приподняла веки и краешком глаза заметила тень на тропинке, там, где пляж переходил в джунгли. Кто бы ни отбрасывал тень, этот человек явно хотел, чтобы она увидела его.
Селия поиграла с изумрудом, вставленным в ее пупок, и сделала вид, что не замечает темнокожего гостя. Возможно, это любопытный турист. Ему наскучит тут торчать. И он уйдет.
Но человек стоял, переминаясь с ноги на ногу, и ждал.
— Подойди, — проговорила Селия, тяжело вздохнув.
Почему помехи возникали именно в те мгновения, когда она собиралась полностью расслабиться? Как будто следуя точным атомным часам?
Она приподнялась и села. На ней не было ничего — только изумруд в пупке и нож на ремешке, застегнутом на щиколотке.
Ее последний любовник, хвастаясь перед своими друзьями, называл ее красоту «звериной». Комплимент пришелся Селии по сердцу, но болтливость любовника понравилась ей гораздо меньше. Пришлось на деле продемонстрировать ему, сколько именно в ней «звериного».
Тень вышла из джунглей и превратилась в мужчину-самоанца в черном шелковом плаще, шортах и бейсболке. Он подобострастно упал к ногам Селии, опустил лицо к ее ступням и поцеловал бы их, если бы она позволила.
— Хватит, — махнула рукой Селия. — Вставай! Говори, зачем пришел, и уходи.
Мужчина подчинился. Он был на две головы выше Селии. Его звали Уракабарамеель, иногда — мистер Ури Крамбл, иногда — просто Ури, если Селия пребывала в хорошем настроении. Он был ее правой рукой при проведении специальных операций.
Почтительно отступив на пару шагов и опустив глаза, он сунул руку в карман, достал и раскрыл как бы наобум маленькую черную записную книжку, изрядно разбухшую от обилия вклеенных в нее дополнительных страничек и листочков разноцветной липкой бумаги.
— Миледи Селия, — прочел Ури рокочущим баритоном, — при открытии торгов на лондонской бирже акции упали на восемь процентов. Наши оксфордские партнеры нервничают. Они требуют, чтобы вы поддержали их капиталовложения.
— Вот как? Терпеть не могу тех, кто от меня чего-то «требует», когда я в отпуске, — сморщила нос Селия. — Продай мою долю. Сегодня же сниму проценты.
— Это может вызвать изъятие вкладов из трех банков в…
— Я сказала — продай!
Ури поклонился.
— Как прикажете.
— Пусть Британия сгорит или утонет в море, мне все равно. Дальше?
— Мелкий вопрос. Посол Манилы преподнес вам трех андалузских кобыл. Я не знал, как вы пожелаете поступить с этими животными. Кроме того, посол хотел бы позавтракать с вами, как только вы сочтете это возможным.
— О, как чудесно! — радостно воскликнула Селия. — Андалузки — не животные, Ури. Они бесценны, их можно только обожать. — Прижав к губам длинный, накрашенный ярко-красным лаком ноготь, она замурлыкала. — Прикажи построить конюшни около виллы в заливе Субик, и я обучу этих великолепных дам галопу по побережью Южно-Китайского моря. Передай послу: суббота, Нью-Йорк. В «Мусукоши».
— Очень хорошо.
Ури поклонился и, пятясь, стал отходить от Селии.
— Есть еще что-нибудь?
— Ничего. Только одно тривиальное дело, о котором вашему превосходительству не стоит беспокоиться.
Он закрыл записную книжку и сунул в карман плаща. Селия поймала его запястье и впилась в кожу ногтями. Ури поморщился от боли.
— Покажи.
Ури протянул ей записную книжку, и Селия открыла ее левой рукой, не отпуская самоанца.
— Тут написано: «Дети Пост». Они нам знакомы?
— Не слишком серьезная разведывательная операция. Поиски завели в тупик. Двое детишек. Никто.
— О? — Селия разжала руку и ногтем указательного пальца пробежалась от запястья Ури до локтя вдоль разбухшей вены. Ноготь впился в сгиб локтя, поранил кожу, но не пронзил кровеносный сосуд. — Тогда почему, — продолжала мурлыкать Селия, — эта информация занесена в твою черную книжку, куда записываются сведения только о самых важных операциях?
