— Мудро подмечено, — согласилась Лючия. — Конечно, крайне важно, как они были взращены и воспитаны. Не сомневаюсь, ты проделала колоссальную работу, сестрица. Но речь идет о наших обязательствах согласно договору и об их крови.
Корнелий положил на колени блокнот с расчетами.
— Их звезды расположены крайне обескураживающе. — Он кивнул Генри. — Еще необычнее, чем твои, боюсь.
— Звезды, — пробормотал Гилберт. — Никогда не понимал их. Что все это значит, старина?
— Это значит, что дети пребывают в равновесии, — объяснил Корнелий. — Научно выражаясь, они эквивалентны и способны склониться как в ту, так и в другую сторону. — Он порылся в кармане в поисках коробка спичек. — Для одного из семейств эти дети станут большим благодеянием.
— Тогда, может быть, — спросил Гилберт, — нам стоит использовать их?
— Если оружие так легко повернуть против тебя, — возразил Аарон, — лучше его уничтожить.
— Но не стоит ли для начала подумать о мирном договоре? — предложил Генри. — Если дети многое унаследовали от матери, то их нужно рассматривать как наших. Сенат должен принять закон…
Он не договорил и посмотрел на Лючию.
Все это было театром. Одри чувствовала присутствие покровов предательства, многослойных вуалей, призванных скрыть истину. Но то, что сказал Аарон о происхождении детей, а Корнелий — о равновесии, она запомнила.
— А что, если они пошли не в мать и не в отца? — вмешалась Лючия. — Что, если они представляют собой некий гибрид, как предполагает Корнелий? Что, если они балансируют между двумя семействами? Какие у нас тогда правовые возможности? Одно семейство не может вмешиваться в дела другого. Таков закон.
— Наполовину — одно семейство, наполовину — другое, — задумчиво изрек Корнелий. — Лазейка?
— Эти двое могут открыть врата для другого семейства, — предположил Гилберт. — И те смогут использовать детей для того, чтобы вмешиваться в наши дела на законных основаниях. Возникнут новые альянсы, произойдет смена власти, может быть, даже разразится война.
— Им всегда только того и нужно было, что посеять между нами раздор, — добавил Аарон и посмотрел на Одри. — На карту поставлено гораздо больше, чем жизнь двоих детей.
Лючия встала и отряхнула песок с платья.
— Прости, сестра, но Сенат должен действовать на благо семейства, на благо каждого из нас. Детей следует удалить. — Она помедлила, облизнув губы. — Поставим вопрос на голосование.
Все молчали. Ждали, что Одри будет действовать… или не будет.
Одри понимала, что решение уже принято, и ради своего же блага она должна согласиться с ним и не искать вендетты.
Два слова вертелись у нее в голове: кровь и закон. Оба эти понятия были достаточно сильны для того, чтобы убить Элиота и Фиону… но, быть может, их могущества хватило бы и для того, чтобы спасти детей?
— Итак, — проговорила Лючия, театрально вздохнув, — кто за то, чтобы удалить Элиота и Фиону Пост…
— Подождите! — воскликнула Одри. — Вы не можете.
Аарон нервно заерзал. Его мощные ноги напряглись. Он был готов вскочить и драться, если потребуется.
— Ты должна позволить Сенату проголосовать, — проворковала Лючия. — Выше закона не может быть никто, даже ты.
— Согласна, — кивнула Одри. — Но и ты, сестра, не выше закона. И ты не можешь предпринимать никаких действий против детей именно согласно закону.
— Что это за уловка? — прищурилась Лючия.
— О, интересно, — пробормотал Корнелий. — Да-да, я тебя понимаю. Наш договор с другими…
Генри откинулся назад, положил ногу на ногу и улыбнулся.
— Вы хотите защитить наше семейство и сохранить нейтралитет с тем, — сказала Одри. — Ведь Сенат по закону обязан поддерживать соглашение о нейтралитете. — Она шагнула к Лючии, и та невольно попятилась. — И согласно этому договору, вам не позволено вмешиваться в их дела.
— В их родословной существует третий вариант, — просиял Аарон.
— Да, — кивнула Одри. — Если они пошли в мать, то они принадлежат к нашему семейству и не должны подвергнуться влиянию других. Если они являются частью обоих семейств… то возникает множество неприятных вариантов типа правовой лазейки. Но если генетически они наследники других, то вы не имеете права прикасаться к ним. Они защищены тем самым договором, который ты желаешь сохранить в силе, сестра. Сначала вы должны определить, чьи они — наши, их или в них есть что-то от тех и от других.
Бледное лицо Лючии стало пунцовым. Она гневно воззрилась на Одри.
— Что ж, хорошо. Приведи их. Давайте наконец поглядим на Элиота и Фиону Пост. Пусть они предстанут перед судом.
14
Три героических испытания
Комната в особняке дяди Генри, в которую отвели Элиота и Фиону, была больше целого этажа в их доме в Дель-Сомбре. Фиона подняла голову к потолку. Высотой около двадцати футов, он был украшен фреской с изображением облаков и херувимов, игравших в прятки или устраивавших засаду друг на друга.
[29]
Сквозь высокие, от пола до потолка, окна в южной стене комнату заливал солнечный свет. За окнами виднелось бурное море, вдоль линии горизонта плыли слоистые облака. Элиот подошел к столу, накрытому к чаю и уставленному всевозможными сластями. Взял из вазы пирожное и стал есть, поглядывая в окно.
Фиона рассматривала портреты на стенах: кавалеры и дамы в гофрированных воротниках и бархатных плащах — люди, принадлежавшие к другой эпохе. Однако к этому дому они тоже имели отношение. У всех были волевые подбородки, вокруг глаз залегли смешливые морщинки. У некоторых уши торчали, как у Элиота. Они явно состояли в родстве между собой.
Но их нарисованные глаза слишком пристально смотрели на Фиону, поэтому она отвернулась и подошла к брату.
— Как ты можешь есть? — спросила она.
Элиот запил чаем засахаренную дольку апельсина.
— Мы ведь не ужинали. И ехали долго.
Фиона попыталась припомнить дорогу до поместья дяди Генри, но в ее памяти все смешалось… Запомнился только шофер, который открыл для нее дверцу машины. Раньше никто не открывал для нее дверцу, не протягивал руку, чтобы помочь ей выйти. От шофера пахло кожей и гвоздикой, и еще у него была хорошая улыбка — милая, невинная. Фиона чувствовала магнетическое притяжение этого человека. Роберт — так назвал его дядя Генри.
