— Доброе утро, бабушка, — дружно поздоровались с ней Элиот и Фиона.
— Надеюсь, вы хорошо выспались. — Бабушка положила бумаги на стол. — Бекон, Сесилия? — Она взяла кусочек с тарелки и осторожно откусила. — Ведь это бекон, верно?
— Конечно, — ответила Си. — Что же это еще может быть?
Бабушка придирчиво осмотрела кусочек бекона и положила на тарелку, после чего постучала кончиком пальца по стопке бумаг.
— В связи с чрезвычайными обстоятельствами вчерашнее домашнее задание вы сделаете сегодня, но к нему я добавлю сегодняшнее задание.
— Но как же это? — возразила Фиона. — Ведь сегодня нам предстоит пройти испытания!
— Может быть, Сенат еще целый месяц будет решать, в какой форме их проводить, — ответила бабушка.
Элиот уронил тост на тарелку.
Железная решимость Фионы мгновенно растаяла. Им придется ждать несколько недель? Это же все равно, как если бы тебе сказали, что скоро нахлынет цунами, а потом попросили строить замки из песка на берегу, словно ничего не случится.
— Жизнь продолжается, — объяснила бабушка. — Я не позволю семейству вмешиваться в обычный ход вашей жизни. Все будет как прежде.
Нет, не может быть. Неужели бабушка действительно имела в виду то, о чем подумала Фиона? Она обернулась и увидела на столике в прихожей два бумажных пакета. Сесилия приготовила им с Элиотом ланч. Фионе стало грустно, у нее противно засосало под ложечкой.
Значит, им все же придется идти на работу в пиццерию. Будто у них мало забот в преддверии трех испытаний, после которых решится вопрос, жить им или умереть. А ей придется убирать со столиков и относить жирные тарелки на кухню…
Элиот тоже заметил пакеты с ланчем.
— Это несправедливо, — прошептал он.
— Когда речь идет о нашем семействе, о справедливости говорить не приходится, — подняла брови бабушка. — В ходе испытаний выяснится, что вы собой представляете. Подготовиться к ним невозможно. Вы должны просто оставаться самими собой и жить своей жизнью.
Она посмотрела на наручные часы, и в следующую же секунду из прихожей донесся мелодичный звон. Четверть первого.
Фиона сидела и жевала, набираясь храбрости. Ей хотелось потребовать, чтобы бабушка рассказала им еще что-нибудь об их родственниках. И какое значение теперь имела работа в пиццерии?
Элиот встал.
— До встречи, — пробормотал он. — Спасибо за завтрак, Си.
Он пошел к входной двери.
Фиона не сразу среагировала, но опомнилась и помчалась за ним. Однако Элиот успел схватить тот пакет с ланчем, который был больше.
Девочка протиснулась мимо него к двери и первой выскочила на лестничную клетку. Ей было приятно прыгать по ступенькам, обгоняя брата, но, выбежав из подъезда, она, к своему изумлению, обнаружила, что Элиот за ней не гонится.
Он неторопливо вышел на улицу и пошел по тротуару, даже не взглянув на нее.
Фиона нагнала его и пошла рядом.
Она могла стерпеть споры и ссоры. И дразнилки — такую же неотъемлемую часть их утра, как дыхание. Но молчание брата — это было что-то новенькое. И Фионе оно не понравилось.
Конечно, для равного счета она тоже может помолчать — а молчать она умеет лучше Элиота. Если надо, сможет оставаться безмолвной хоть до конца жизни.
— Какой же ты упрямый, — пробормотала Фиона.
Элиот пожал плечами и не подумал остановиться.
— Но может быть, ты прав, — примирительно сказала Фиона. — Что-то макиавеллиевское есть в этих наших новых родственничках. Кстати, у меня в комнате есть такая книга. «Discorsi su villainy». Нам стоит почитать ее сегодня вечером и посмотреть, не найдется ли там каких-нибудь полезных советов.
[39]
— Конечно, — без тени враждебности откликнулся Элиот и наконец посмотрел на сестру. — Думаешь, и другие родственники появятся? Со стороны отца? Как появился дядя Генри?
Фиона посмотрела вперед — отчасти ожидая увидеть еще один лимузин, отчасти надеясь, что за ними снова приедет дядя Генри. Может быть, на этот раз она решится сказать что-то еще кроме «спасибо» его шоферу. Роберту. Почему-то девочка была уверена в том, что этот молодой человек мог бы кое-что рассказать ей о дяде Генри и остальных родственниках.
— Не думаю, — ответила она на вопрос брата. — Мне кажется, бабушка не даст им к нам подобраться.
Фиона остановилась и огляделась по сторонам. Ей вдруг показалось, будто от дома, в котором они живут, исходит какая-то магнетическая сила, отталкивающая всякую опасность.
— Может быть, не так уж плохо выбраться из дома, — задумчиво сказала она. — У нас будет возможность поразмыслить.
— Значит, теперь ты тоже не до конца доверяешь бабушке?
Фиона сердито глянула на брата.
— Я до сих пор верю, что она желает нам только хорошего, но мне кажется, что стоит самим попробовать кое-что выяснить насчет обоих семейств.
Она не собиралась сдаваться после того, что было сказано вчера ночью. Если сдастся — не сможет жить рядом с братом.
— А пока мы будем этим заниматься, — добавила девочка, — тебе бы лучше провериться — нет ли у тебя ринотеллексомании.
Это затейливое словечко она вычитала в «Журнале клинической психиатрии». Термин обозначал патологическую привычку ковырять в носу.
— Нет уж, спасибо. Я пользуюсь носовым платком. — Элиот сунул руку в задний карман брюк. — Показать?
Фиона поморщилась. Значит, он все-таки знал, что корень «рино» имеет отношение к носу. Ну, это слишком просто.
— А тебе, я так думаю, пора перестать заниматься омфалоскепсисом, — съязвил Элиот.
Слово было незнакомо Фионе, но она могла попытаться его расшифровать. «Скепсис» означало «сомнение» или «взгляд». «Омфалос» — по-гречески «начальник» или «центр»… нет-нет, еще это слово означало «пупок». Следовательно, «омфалоскепсис» — «разглядывание собственного пупка». Хитро.
Здорово. Отличные дразнилки. Хорошая словарная разминка. Жизнь постепенно входила в обычное русло.
