Четвериков, Серебровский, Филипченко, Добржанский, Карпеченко и Ромашов были из числа многих советских биологов – пионеров в своей области в 1920-х годах
{120}. В числе других – Николай Кольцов, Николай Тимофеев-Ресовский, Николай Вавилов, Николай Дубинин. Они тесно сотрудничали с ведущими биологами и генетиками из других стран, включая Германа Мёллера, который в итоге получил Нобелевскую премию по физиологии и медицине за исследования в области мутагенного действия рентгеновских лучей. Мёллер был так впечатлен работой этой группы советских генетиков, что часто приезжал в Советский Союз и работал вместе с ними, один раз даже в течение нескольких лет.
Если бы этим советским генетикам удалось сохранить свои новаторские школы, без сомнений, биологическую науку ждало бы блестящее будущее в России, а сама страна, возможно, стала бы полноправным участником революции в области молекулярной биологии, которая захлестнула научный мир и привела к появлению новых отраслей промышленности. Но сбыться этому было не суждено.
Практически все советские биологи того периода пострадали от сталинских репрессий. Четвериков был арестован, отправлен в ссылку и никогда больше не вернулся к главной теме своих исследований. Добржанский эмигрировал в США, стал известным ученым в Рокфеллеровском институте медицинских исследований (позднее Рокфеллеровский университет). Карпеченко приговорили к смертной казни и расстреляли в 1941 году. Кольцов был обвинен в идеологических грехах и смещен с занимаемой должности, он оставил свои исследования. Вавилов был арестован в 1940 году и в 1943-м умер в тюрьме от недоедания. Дубинин оставил занятия генетикой в 1948 году, в течение многих лет занимался орнитологией и вернулся к своим основным исследованиям только после 1965 года. Ромашова арестовывали дважды, но выпускали по состоянию здоровья; его жена умерла в тюрьме. Тимофеев-Ресовский уехал в Германию и вернулся в Россию лишь спустя много лет.
Причиной этих драм был сфальсифицированный взгляд на генетику, который активно продвигал малообразованный агроном Трофим Лысенко. Он фактически разрушил генетику в Советском Союзе и тем самым причинил невосполнимый вред советскому сельскому хозяйству. В этой книге мы не станем подробно останавливаться на данном вопросе (эта история подробно освещена в других источниках
{121}, я в свое время опубликовал рассказ о моей встрече с Лысенко, состоявшейся в 1971 году
{122}), однако стоит внести одну поправку в наиболее распространенную, по крайней мере на Западе, интерпретацию этих событий: Лысенко никогда не утверждал, что на основании наследования приобретенных характеристик можно «создать нового советского человека». Лысенко никогда не утверждал, что его взгляды на наследственность применимы по отношению к человеку. Влияние Лысенко базировалось на том, что он обещал быстро улучшить положение дел в сельском хозяйстве – кризисной области советской экономики, а также на утверждении, что его взгляды как биолога полностью соответствуют принципам марксистской философии. В чем же, собственно, заключались его биологические взгляды? Лысенко был убежден, что благодаря процессу, который он назвал «вернализацией», можно значительно увеличить урожайность пшеницы, картофеля, а позднее кукурузы и продукции животноводства. Он даже утверждал, что можно превратить озимую пшеницу в яровую.
И Сталин, и Хрущев жаждали сельскохозяйственных успехов, но были не в состоянии адекватно оценить истинность подобных утверждений. Политические лидеры не только поддержали Лысенко, они обрушились на его критиков – биологов, знавших, что Лысенко – недоучка и фальсификатор. Несколько тысяч биологов были арестованы, некоторые из них, например ведущий биолог Московского государственного университета профессор Д. А. Сабинин, покончили жизнь самоубийством.
История генетики в советской России – это, без сомнения, история человеческой трагедии. Однако в контексте нереализованного потенциала страны, чему посвящена эта книга, это также еще один пример из уже знакомой нам истории, как достижения в многообещающих технологиях сменялись провалами. Вместо того чтобы быть лидером в области научного сельского хозяйства и биотехнологий, Россия и здесь пытается догнать остальные страны. Ни одна из российских компаний в этой области не является значимым игроком на международном уровне, нет ни одной российской биотехнологической компании, входящей в список ста самых доходных в мире, хотя в нем сегодня значатся представители 12 разных стран
{123}.
Глава 8
Электронные вычислительные машины: победа и провал
Русские были пионерами и в области разработки вычислительных устройств, электронных вычислительных машин (ЭВМ), математических основ информатики. В последние годы существования Российской империи русские инженеры и ученые сделали важные шаги на пути развития вычислительных устройств. В советский период целая группа математиков, среди них Владимир Котельников, Андрей Колмогоров, Израиль Гельфанд и другие, внесли существенный вклад в развитие теории информации. Советские ученые и инженеры создали первую цифровую электронную вычислительную машину в континентальной Европе. Когда американские и советские инженеры начали сотрудничать в области освоения космоса, в некоторых случаях советские инженеры «считали» задачи гораздо быстрее своих американских коллег. Однако в последующие годы интерес к ЭВМ все больше переходил в коммерческую плоскость, и Советский Союз не выдержал конкуренции. Советские ученые, работавшие в области вычислительных технологий, были вынуждены оставить свои разработки и принять стандарты IBM. Сегодня на международном рынке не представлено ни одного значительного компьютерного производителя из России.
Русские довольно рано начали проявлять научную активность в области разработки вычислительных машин, теории информации и компьютеров. Еще до революции 1917 года русские инженеры и ученые существенно продвинулись в этой области. Русский морской инженер и математик Алексей Крылов (1863–1945) интересовался применением математических методов в судостроении. В 1904 году он создал автоматическое устройство для решения дифференциальных уравнений. Другой молодой инженер, Михаил Бонч-Бруевич (1888–1940), также работавший в Санкт-Петербурге, занимался вакуумными лампами и их применением в радиотехнике. Около 1916 года он изобрел одно из первых двухпозиционных реле (так называемое катодное реле) на основе электрической цепи с двумя катодными трубками.
