Но даже реализация этой менее амбициозной цели наталкивается на значительные препятствия и неопределенность: наращивание мощностей в таких масштабах требует политической стабильности и физической безопасности для нефтяных месторождений, трубопроводов и нефтеналивных терминалов. Необходим политический консенсус внутри страны в отношении иностранных инвестиций и финансовых условий, чтобы усилия не были сведены на нет последующим изменением правил игры. К этим рискам нужно добавить чисто логистические сложности, связанные с обеспечением кадрами, услугами, навыками и оборудованием, а также потребность в строительстве трубопроводов и экспортных терминалов в стране, которая была изолирована от мировой нефтяной промышленности и ее технологий на протяжении десятилетий. Приходящие в Ирак компании признают эти риски. Но они также видят потенциал и считают, что гораздо рискованнее остаться в стороне от того, что может оказаться одной из самых крупных возможностей XXI в. в нефтяной отрасли.
Одна из частей Ирака, Курдистан, во времена Саддама оставалась практически не освоенной. В 2006 г., когда различные политические и религиозные фракции вели в Багдаде споры о федеральной системе и управлении иракской нефтью, мало кто думал о нефтяном потенциале этого региона. Однако Ашти Хаврами, министр нефти полуавтономного регионального правительства Курдистана, настаивал на обсуждении прав. «К чему устраивать баталии? – спрашивали его. – В этих горах все равно ничего нет». На что Хаврами отвечал: «Тогда просто отдайте их нам».
Сегодня считается, что Курдистан обладает значительными нефтяными и газовыми ресурсами, и там работает все больше международных компаний к неудовольствию Багдада. Курды оценивают свои перспективы очень оптимистично – до 2 млн баррелей в день к концу текущего десятилетия. Но даже если ресурсы Курдистана действительно окажутся такими значительными, на пути к их освоению стоят два больших препятствия: одно – необходимость строительства трубопроводов, возможно, через Турцию; второе – непрекращающаяся борьба между Курдистаном и Багдадом за контроль и доходы. Так или иначе, Курдистан постепенно становится все более значимым источником нефти и газа12.
Еще одно препятствие, которое может встать на пути устойчивого развития нефтяной промышленности Ирака, – Иран. И оно может быть самым важным из всех. Любое существенное увеличение иракского производства рассматривается Ираном как угроза, поскольку может привести к снижению цены на нефть. С геополитической точки зрения Иран не хочет уступать Ираку свое место второго крупнейшего производителя нефти в Персидском заливе и в ОПЕК13.
Более фундаментальный вопрос состоит в том, до какой степени Багдад попадет под влияние Тегерана. Хотя 75 % населения Ирака составляют арабы, тогда как в Иране живут в основном персы и азербайджанцы, религия и религиозная власть связывают шиитский Иран с шиитским большинством Ирака. С 2003 г. глубокий интерес Ирана к делам в Ираке и его поддержка различных групп ни для кого не являются тайной. Кроме того, свою роль играет и география. Как сказал один высокопоставленный иранский чиновник американскому дипломату: «Раньше или позже вы уйдете из Ирака. А мы останемся».
В стремлении к гегемонии
При шахском правлении Иран на протяжении десятилетий конкурировал с Саудовской Аравией за титул крупнейшего производителя нефти в Персидском заливе. Но в 1970-е гг. он попытался сделать нечто большее, а именно взять на себя роль «регионального полицейского» в районе Персидского залива и заполнить вакуум безопасности, образовавшийся после свертывания британского военного присутствия в 1971 г. Но эти амбиции пришлось отложить в связи с иранской революцией 1978–1979 гг. и затем восьмилетней ирано-иракской войной.
В последние годы добыча нефти в Иране колебалась в районе 4 млн баррелей в день при объеме экспорта 2,2 млн баррелей в день. С учетом имеющихся у Ирана запасов нефти это гораздо ниже его потенциала. Здесь сказывается негативное влияние множества факторов, таких как политические баталии между правящими фракциями; нехватка инвестиций; жесткая позиция и несговорчивость Ирана в переговорах с иностранными компаниями; и, в последние годы, международные санкции, которые ограничили доступ страны к технологиям и финансированию. Более того, Ирану приходится импортировать значительное количество бензина, поскольку собственных мощностей для его производства в стране не хватает.
Несмотря на то, что Иран располагает вторыми по величине запасами традиционного природного газа в мире и является учредителем недавно созданной организации Форум стран – экспортеров газа, он экспортирует очень незначительные объемы газа и только своим непосредственным соседям. На самом деле он вынужден импортировать газ для удовлетворения внутреннего спроса.
Великий сатана
В первые месяцы после иранской революции 1979 г. никто точно не знал, каким будет характер нового режима – реформистским или фундаменталистским. Сомнений не осталось после того, как в ноябре 1979 г. фанатичные сторонники исламской революции напали на посольство США и взяли в заложники 66 американских дипломатов, которых продержали в плену до января 1981 г. Новым лидером страны стал жесткий исламист аятолла Рухолла Хомейни, вернувшийся в Иран после 15-летнего изгнания. Хомейни и его сторонники использовали захват заложников – и немедленно последовавший за ним разрыв отношений с США, – чтобы сосредоточить власть в своих руках и устранить оппозицию новому теократическому фундаменталистскому режиму. Ранее в «письме к духовенству» Хомейни написал: «Когда теология означает невмешательство в политику, глупость превращается в добродетель». В новом Иране высшая политическая власть перешла к муллам и конкретно к их верховному духовному лидеру аятолле Хомейни14.
Хомейни питал патологическую ненависть к шаху, изгнавшему его из страны в 1963 г., к Израилю и США. Борьба с заклятым врагом в лице США – «Великим сатаной» – была одним из организационных принципов Исламской республики и основой ее законности, оправдывающей наличие мощного аппарата контроля.
В начале 1990-х гг. после окончания войны с Ираком Иран возобновил свою революционную кампанию. Он активизировал усилия по свержению неугодных режимов у своих соседей по Персидскому заливу, занялся пестованием терроризма, направленного против американских интересов, и наращиванием своей военной мощи. След его спецподразделения «Кодс», международного крыла Корпуса стражей исламской революции, специализирующегося на операциях в других странах, просматривается в террористической деятельности по всему миру. К 1993 г. Иран заработал сомнительное прозвище «самого опасного спонсора международного терроризма»15.
Нормализация?
В 1989 г. Хомейни умер. Его преемником на посту высшего руководителя стал его ближайший соратник Али Хаменеи, который был президентом Ирана на протяжении восьми лет и всецело поддерживал жесткую линию своего предшественника.
И, тем не менее, начали появляться проблески нормализации. Ориентированный на рыночную экономику президент Хашеми Рафсанджани считал, что снижение напряженности в отношениях с США служит интересам Ирана, и хорошей отправной точкой для этого могут стать коммерческие отношения. Казалось, что это также согласуется с новой доктриной администрации Клинтона, которая делала ставку на экономические связи для улучшения отношений с враждебными странами. Тегеран счел, что лучше всего продемонстрировать свои намерения через нефть. В результате первой иностранной компанией, заключившей контракт с Ираном после исламской революции, стала не французская компания, а американская – Conoco.
