Royal Dutch Shell приобрела контрольный пакет акций недавно созданной СПГ-компании и приступила к разработке крупного месторождения природного газа в Алжире, в пустыне Сахара. В 1964 г. первая партия сжиженного алжирского природного газа была закачана в танкер в порту Арзев, чтобы через месяц, преодолев 2500 км, попасть на остров Канвей в устье Темзы. Спустя несколько месяцев вторая партия была отправлена во французский Гавр3.
Так был дан старт настоящей международной торговле СПГ. И с первых же дней родилась характерная – действующая и поныне – практика ведения этого бизнеса. Дело в том, что сжижение газа, транспортировка его в жидкой форме и затем превращение обратно в газ сопряжены с большими затратами. Такие затраты требуют предсказуемости цен и рынков. Поэтому бизнес-модель для проектов СПГ традиционно предусматривает заключение долгосрочных (часто 20-летних) контрактов между заинтересованными сторонами – правительствами стран, нефтяными компаниями, коммунальными предприятиями-потребителями и иногда торговыми фирмами. В результате они являются совместными собственниками танкеров, заводов по сжижению и терминалов по регазификации. Эта модель, сильно отличающаяся от модели международного нефтяного бизнеса, существует уже полвека.
В середине 1960-х гг. казалось, что Европа готова стать растущим потребителем СПГ. Но на пути потенциального бума СПГ встал более конкурентоспособный, дешевый и доступный природный газ. В 1959 г. гигантское месторождение газа – на тот момент самое крупное в мире – было открыто под ровными полями Гронингена на севере Нидерландов. В 1965 г. природный газ был найден в британском секторе Северного моря. Впоследствии Советский Союз и затем Норвегия начали поставлять природный газ по трубопроводам в Западную Европу. У СПГ в Европе появился сильный конкурент.
В Азии ситуация была иной. Япония на пике послевоенного экономического чуда увидела в природном газе путь к уменьшению выбросов своих угольных электростанций. Отсутствие собственных значительных ресурсов нефти и газа заставило ее обратиться к СПГ. Поставки СПГ в Японию начались в 1969 г. Пережив нефтяной кризис 1973 г., Япония решила уменьшить зависимость от импорта нефти с Ближнего Востока и диверсифицировать источники энергоносителей. Наряду с атомной энергией, ставка была сделана на СПГ. К концу 1970-х гг. Япония импортировала большие объемы сжиженного газа4.
Вступив вслед за Страной восходящего солнца в стадию экономического чуда, Южная Корея и Тайвань – еще две бедные углеводородами страны – стали крупными импортерами СПГ. Поскольку импортируемый газ заменял в электроэнергетике не только уголь, но и нефть, цена СПГ индексировалась в контрактах относительно цен на нефть, т. е. напрямую привязывалась к цене на нефть.
Закон о «неиспользовании топлива»
Индустрия природного газа в США имела свою специфику. Природный газ стал важным энергоресурсом наряду с нефтью, но его потребление в основном носило локальный характер5. Только после Второй мировой войны природный газ стал поистине глобальным бизнесом. Протяженные трубопроводы связали крупные населенные пункты и промышленные центры с месторождениями газа, находящимися в дальних частях страны. Рост американской экономики и разрастание пригородных зон вокруг крупных городов привели к тому, что потребление природного газа увеличивалось быстрыми темпами.
К началу 1970-х гг. природный газ обеспечивал 25 % общей потребности США в энергии. Он добывался как попутно с нефтью, так и на чисто газовых месторождениях. Но внезапно в стране возник дефицит природного газа. В холодную зиму 1976–1977 гг. в некоторых районах Среднего Запада он был таким, что стали закрываться школы и фабрики. Компании принялись спешно искать новые источники поставок. СПГ показался наилучшим и своевременным ответом. Несколько компаний построили приемные терминалы регазификации газа на побережье Мексиканского залива и вдоль Восточного побережья.
Но оказалось, что дефицит газа был последствием не разгула стихии, а делом рук человека – результатом негибкого регулирования. Контролировавшее цены на газ федеральное правительство установило их на таком низком уровне, что фактически задушило поставки. Очевидное решение проблемы виделось в предоставлении рынку возможности самому устанавливать цены. Но то, что казалось простым с точки зрения экономики, становилось далеко не таким, когда дело доходило до политики. Самые ожесточенные политические баталии во время президентства Джимми Картера развернулись именно вокруг отмены контроля над ценами на газ. «Теперь я понимаю, что такое ад», – сказал министр энергетики Джеймс Шлезингер в 1978 г. в самый разгар сражения между Белым домом и представителями сената по поводу цен на газ6.
Наконец, с принятием в 1978 г. Закона о политике в области природного газа началась поэтапная отмена регулирования цен. Этот закон был замечательным примером того, что может произойти, если смешать в одной пробирке экономику и политику. В нем приводились тарифные сетки для 22 категорий одного товара, практически не отличающихся друг от друга на молекулярном уровне – один атом углерода и четыре атома водорода. Однако конечная цель была обозначена довольно четко: дерегулирование.
В качестве компромиссного шага конгресс принял закон об использовании топлива. Хотя точнее его было бы назвать законом о «неиспользовании топлива», поскольку он запрещал сжигание природного газа на электростанциях для выработки электроэнергии. Природный газ считался «принцем углеводородов», и его следовало использовать на более благородные нужды, такие как отопление, охлаждение, приготовление пищи и производственные процессы. Он был «слишком ценным», чтобы пускать его на производство электричества.
К удивлению некоторых, рынки действительно заработали. Отмена контроля над ценами привела к резкому росту поставок. Более того, в результате увеличения поставок цены не прыгнули выше крыши, как кое-кто опасался, а установились на более низких уровнях. На самом деле на рынок пришел такой поток поставок, что образовался долговременный избыток предложения, известный как «газовый пузырь». Спустя какое-то время стало казаться, что этот пузырь никогда не лопнет.
Сжиженный газ был слишком дорогим, чтобы конкурировать. Вместо ожидаемого бума на рынке начался спад. Проекты останавливались, компании не выполняли своих обязательств по контрактам на СПГ-танкеры. Коммунальные компании, обязавшиеся покупать СПГ, балансировали на грани банкротства7.
Но в 1990-е гг. ситуация на рынке вновь начала меняться. Страх перед дефицитом давно исчез, и запрет на использование природного газа для производства электроэнергии был упразднен. Теперь природный газ рассматривался как предпочтительное топливо для электростанций. Новые технологии сделали газовые турбины намного более производительными и экономичными и, следовательно, снизили себестоимость электроэнергии. Газ был более экологически чистым топливом по сравнению с углем, а строительство новых атомных электростанций в США на тот момент уже прекратилось. К тому же строить газовые электростанции было намного быстрее и дешевле, чем электростанции, работающие на конкурирующих видах топлива.
