И поход на встречу с кораблями прошел хорошо. А самое главное: Сигварт точно исполнил все, как сказал Змееглазый. Они сожгли все деревни и поля. В каждом колодце оставили по нескольку трупов. Оставили и примеры, очень жестокие. Прибитые гвоздями к дереву, изуродованные, но не мертвые. Чтобы могли рассказать всем, кто захочет слушать.
Сделай, как сделал бы Айвар, сказал Змееглазый. Что ж, у Сигварта не было иллюзий, что он может сравниться с Бескостным по жестокости, но никто не может сказать, что он не старался. Он хорошо справился. Теперь эта местность много лет не придет в себя.
Нет, не это его беспокоит. Это была хорошая идея. Если что-то не так, то не здесь, раньше. И Сигварт неохотно понял, что тревожит его воспоминание о стычке. Он четверть века сражается в передней линии, он убил не менее ста человек, получил множество боевых ран. Стычка должна была получиться легкой. Но не получилась. Он прорвал линию англичан, как случалось много раз раньше, смахнул со своего пути светловолосого тана почти презрительно и добрался до второй линии, как всегда, расстроенной и дезорганизованной.
И тут перед ним оказался этот парень. Даже без шлема и настоящего меча. Фримен, из самых бедных. Но парень дважды парировал его удары, а потом меч Сигварта раскололся, а сам он потерял равновесие. И Сигварт сделал вывод, что если бы это был поединок, он был бы уже мертв. Его спасли другие, оказавшиеся рядом. Вряд ли кто это заметил, но если заметили... может, уже сейчас кто-нибудь из храбрецов, из любителей поединков готов бросить ему вызов.
Может он выстоять в таком поединке? Достаточно ли силен его сын Хьорварт, чтобы испугались его мести? Может, он уже слишком стар для дела? Если он не сумел справиться с английским мальчишкой, к тому же почти невооруженным, так, наверно, и есть.
Но сейчас он поступает правильно. Располагает к себе Рагнарсонов. Это всегда хорошо. Хьорварт приближался к концу рассказа. Сигварт повернулся и кивнул двум слугам, ждавшим у входа. Те кивнули в ответ и вышли.
– ...и мы сожгли на берегу фургоны, принесли нескольких мужиков, которых мудро прихватил отец, в жертву Эйгиру и Ран, сели на корабли, поплыли вдоль берега до устья реки – и вот мы здесь! Люди с Малых островов, под командованием славного ярла Сигварта и моим, его преданного сына Хьорварта, к вашим услугам, сыновья Рагнара, к вашим и ничьим иным!
Палатка взорвалась аплодисментами, стучали о стол рогами, топали, звенели ножами. От удачного начала кампании у всех хорошее настроение.
Встал и заговорил Змееглазый.
– Ну, Сигварт, мы сказали, что ты можешь оставить себе добычу, и ты ее заслужил, так что можешь не бояться рассказывать о своей удаче. Расскажи, много ли ты добыл. Достаточно, чтобы купить себе летний дом в Зеландии?
– Не очень много, – под недоверчивые возгласы ответил Сигварт. – Недостаточно, чтобы я стал фермером. У деревенских танов мало что можно взять. Подождите, пока великая непобедимая Армия не возьмет Норвич. Или Йорк! Или Лондон! – Одобрительные возгласы, улыбка самого Змееглазого. – Мы должны грабить соборы, они полны золота, которое монахи собирают с этих глупцов с юга. А в деревнях ни серебра, ни золота.
– Но кое-что мы все же взяли, и я готов поделиться лучшим. Позвольте показать вам нашу лучшую добычу!
Он повернулся и махнул рукой. Слуги его прошли мимо столов, ведя фигуру, закутанную в мешковину, с веревкой на поясе. Фигуру подтолкнули к центральному столу, двумя движениями разрезали веревку и сняли мешковину.
Годива мигала на ярком свету, она увидела море бородатых лиц, раскрытых ртов, сжатых кулаков. Отшатнулась, попыталась отвернуться и обнаружила, что смотрит прямо в глаза самого высокого из вождей, бледного человека, с немигающим взглядом и глазами как лед. Она снова повернулась и почти с облегчением увидела Сигварта, единственное знакомое лицо.
В этом жестоком обществе она была как цветок в придорожных зарослях. Светлые волосы, светлая кожа, полные губы, тем более привлекательные, когда они раскрыты в страхе. Сигварт снова кивнул, и один из его слуг сорвал с девушки платье. Она цеплялась за него, кричала, но платье было сорвано, и она осталась почти нагой, в одной сорочке, и все могли видеть ее юное тело. В страхе и стыде она прикрыла руками груди, склонила голову и ждала, что с ней сделают.
– Я не стану делиться ею, – сказал Сигварт. – Она для этого слишком хороша. Поэтому я ее отдам! Отдам тому, кто избрал меня для этого похода, отдам с благодарностью и в надежде. Пусть он пользуется ею хорошо, долго и с удовольствием. Я отдаю ее мудрейшему в Армии человеку. Тебе, Айвар!
Сигварт закончил выкриком и поднял свой рог. И медленно начал осознавать, что не слышит ответных криков, только какой-то смутный рокот, да и то от тех, кто подальше от стола, кто хуже знает Рагнарсонов и позже других пришел в Армию. Никто не поднимал рогов. Все лица казались встревоженными или невыразительными. Соседи отводили от него взгляд.
Сигварт снова ощутил холодок в сердце. Может, следовало сначала спросить, подумал он. Может, произошло что-то, чего он не знает. Но какой в его поступке вред? Он отдает часть добычи, любой ей обрадуется, он делает это публично и честно. Кому может причинить вред его дар – девушка, девственница, красавица? Айвару? Айвару Рагнарсону. Прозванному – о, Тор, помоги ему, почему же он так прозван? Ужасное подозрение появилось у Сигварта. Неужели это прозвище дано со смыслом?
Бескостный.
5
Пять дней спустя Шеф и его товарищ лежали в небольшой роще и смотрели на пойменный луг. В конце его, в миле от них, начинался укрепленный лагерь викингов. На какое-то мгновение решимость оставила их.
Они без особого труда добрались сюда от разрушенного Эмнета. В обычных условиях это было бы самым трудным для сбежавших рабов. Но у Эмнета хватало своих забот. Никто не считал себя хозяином Шефа, а Эдрич, который, казалось бы, должен был помешать идти в лагерь викингов, умыл руки и не занимался этим делом. Шеф без помех собрал свое скромное имущество, спокойно взял небольшой запас пищи, который держал в тайнике, и приготовился к отправлению.
Но его приготовления все равно заметили. Он стоял, думая, стоит ли попрощаться с матерью, и понял, что кто-то стоит рядом. Это был Хунд, друг его детства, ребенок рабов и со стороны отца, и со стороны матери, вероятно, самое незначительное, с самым низким положением существо во всем Эмнете. Но Шеф научился ценить его. Никто не знал болота лучше Хунда, даже Шеф. Хунд мог неслышно скользнуть в воду и поймать куропатку прямо в ее гнезде. В грязной душной хижине, в которой он жил с родителями и множеством детей, часто играл детеныш выдры. Рыба, казалось, сама идет ему в руки, ее не нужно было даже ловить на крючок или в сеть. А что касается трав, Хунд знал их все, знал названия, знал, как их использовать. Он был на два месяца моложе Шефа, но к нему уже начали приходить люди за помощью и лекарственными травами. Со временем из него мог получиться известный знахарь, которого будут уважать и опасаться даже знатные. Или с ним что-нибудь сделают. Даже отец Андреас, добрый воспитатель Шефа, с сомнением поглядывал на Хунда. Мать церковь не любит соперничества.
