— Сережа тебя проводит.
Я слышала это уже из коридора. В комнате я вытащила из-под кровати чемодан, который так и не разобрала до конца. Мои глаза были абсолютно сухими, в горле стоял отвратительный колючий ком. Запихивая в портфель разбросанные по столу книги, я порезалась о бритвочку, которая завалялась там, вероятно, со студенческой поры. Кровь потекла ручьем. Мне вдруг полегчало, комок в горле исчез. Носовой платок, которым я обмотала палец, мгновенно стал красным. Я направилась в кухню промыть рану холодной водой.
Поля выскочила оттуда с криком:
— Кровь! Там кровь!
Сергей вскочил, опрокинул стул, схватил меня за плечи и повернул к себе.
«У него лицо, как у актера-трагика, — мелькнуло в голове. — Думает, я сама что-то сделала с собой. Из-за него!»
Я злорадно ухмыльнулась, сказала вслух:
— Все это ерунда. Дай мне бинт. Жизнь на этом не кончается.
В воздухе уже чувствовалась весна, хотя природа еще не совсем пробудилась. Но ворвавшиеся в город стаи скворцов уже вынесли приговор зиме. Он вряд ли подлежал обжалованию, хотя на бульваре перед зданием редакции еще громоздились сугробы.
Саша Березовский распахнул окно, и в провонявшую табачным дымом и типографской краской комнату ворвался свежий влажный воздух, полный радостного птичьего щебета.
На душе было смутно. В тот день нам с Антоном предстояло ехать на Бездорожную — на семейный вечер по случаю шестидесятипятилетия Зинаиды Никитичны. С самого утра меня терзали сомнения, предчувствия, страхи. Мы не виделись с Сергеем с того дня, когда я забрала с Бездорожной свои вещи. Правда, один раз я видела его из окна редакции — он шел по бульвару. Мы ни разу не встретились с ним в больнице, хоть я нередко навещала Тамару. Странно, но она о нем почти не говорила. Тамара еще больше похудела. Ее дела шли на поправку. Антон как-то обмолвился, что Сергей пишет книгу о Блоке.
— Совсем парень оторвался от реальности, — сказал Антон. — Попросил я тут его написать статью к юбилею Ерасова. Не последний поэт на Руси, тем более и при власти пока — как-никак редактор толстого журнала. Так этот обалдуй отказался!
Я постаралась изобразить на лице полное равнодушие.
— Отказался и мне еще целую лекцию прочитал. На тему морали. Как его только студенты терпят!
— Я бы тоже не стала писать об этом Ерасове. Графоман Графоманыч. Еще и жену свою в Цветаевы тянет. Телефон оборвал, пока подборку ее стихов не напечатали. А я бы ими даже задницу не стала подтирать.
— Ты стала так выражаться, Лорка. Но мне, между прочим, нравится. Мне вообще нравится в тебе то, что в других женщинах вызывает раздражение.
— Например?
— Твой максимализм.
— От него остались рожки да ножки. — Я невольно вздохнула. — Но это, возможно, к лучшему. По крайней мере я худо-бедно вписываюсь в реалии современной жизни. Разве не так?
— Все не можешь простить мне эту Алку? — по-своему истолковал мои слова Антон.
— Будем считать, что да. Хотя я про нее давно забыла.
— Она на самом деле никудышная актриса. Просто ты тогда вела себя надменно и неприступно. Однако разлука пошла нам на пользу и…
— А это правда, что юбилейную статью о Ерасове взялся написать ты? — спросила я, чтобы прекратить этот не совсем приятный для меня разговор.
— Правда. И я даже рад, что Сережка дал отбой. Осуждаешь, мисс Правильность? Или снисходительно прощаешь?
Он обнял меня и поцеловал мне руку. Он сделал это в присутствии Саши Березовского. Антон тоже здорово изменился в последнее время.
Дом на Бездорожной показался мне меньше. Он словно нахохлился и осел на один бок.
— А вот и мы! — Антон обхватил Зинаиду Никитичну за плечи и поцеловал. — Какой стол! — воскликнул он, жадно шевеля ноздрями. — Давненько мы не собирались по-семейному. Все дела, дела…
Меня усадили на прежнее место, на месте Тамары сидела тетя Маша, старшая сестра Зинаиды Никитичны. Первый бокал — за здоровье именинницы — пришлось выпить до дна. Не дожидаясь, пока скажется действие шампанского, я смело глянула Сергею в глаза.
«Ты здесь, и мне больше ничего не надо», — сказал мне его ответный взгляд.
«Не сердись на меня за то, что я сделала».
«Я тоже перед тобой виноват».
«Мы все рабы чего-то».
«Мы просто люди, а не боги»…
Я опустила глаза в тарелку. Мне хотелось смеяться и плакать. Это было странное чувство. С ним было невозможно жить так, как живут обычно. Оно должно было найти какой-то выход, иначе… иначе со мной могло случиться что-то непредвиденное.
Я выпила еще полбокала. Постаралась вникнуть в то, что происходило вокруг меня. Увы, мне это не удалось. Я снова посмотрела на Сергея.
«Я тебя люблю», — сказал его взгляд.
«И что мы будем делать?» — спросил мой обреченно.
«Не знаю. Решай сама. Но я без тебя не могу».
— Ты прости меня, Антоша, я уже старая совсем и наверняка от жизни отстала, но все равно скажу то, что думаю, — пробил завесу наших с Сергеем чувств голос Зинаиды Никитичны. — А думаю я, что вы с Ларой не по-людски живете.
— Опять ты за старое! — раздраженно бросил Антон. — Хоть бы сегодня помолчала ради собственного праздника.
— Была бы мне Лара чужой, а я ведь ее как дочку полюбила. Да и все мы. Правда, Сережа?
Он согласно закивал головой и подмигнул мне. Кажется, этого никто не заметил.
— Почему ты не потребуешь у Ирины развода? — гнула свое Зинаида Никитична.
— Объяснял я тебе сто пятьдесят раз. Повторю еще. Первое: Якова Михайловича в нашем городе уважают и даже любят, и пока я формально числюсь его зятем… — Антон посмотрел на меня, потом перевел взгляд на мать. — Словом, мне это здорово облегчает жизнь. Второе: Ирина в моей квартире не прописана, а потому на этот счет никаких осложнений быть не может.
— При чем тут квартира и прописка? — не унималась Зинаида Никитична. — У Лары вся жизнь впереди, а ты ее на птичьих правах держишь. Устроим вам пышную свадьбу. Помнишь, Сережа, какая у вас с Томочкой свадьба была?
— Люблю я свадьбы, ой как люблю! — подала голос Поля. — Жених с невестой такие серьезные и нарядные сидят. Им при всех можно в губы целоваться. А то другие украдкой целуются, как воры. Не люблю я воров. Ой, не люблю!
Ее никто не слушал. Я посмотрела на Антона и подумала: «А что, если он на самом деле захочет на мне жениться? Как и чем я объясню свой отказ?»
— Мы с Антоном не раз обсуждали эту тему, — себе на удивление заговорила я. — Развод наверняка испортит ему карьеру, а ведь это куда важней какой-то печати в паспорте.
— А как же свадьба? — ныла Поля. — Хочу, чтоб жених с невестой в губы целовались. И чтоб на них все смотрели и радовались.