— Вадька за бугром? — спросила я не из любопытства, а лишь для поддержания видимости диалога.
— В Буэнос-Айресе. Знаешь, на этот раз он так настаивал, чтоб я поехала с ним. Словно чувствовал… — Вика скрипнула пружинами моего продавленного кресла. — Слушай, как у тебя уютно и стильно! Сразу видно, что это обиталище свободного художника.
— Спасибо.
Я невольно подняла глаза на стену, с которой на меня смотрели Кевин Костнер и Джеймс Белуши. Мне давно пора сменить обои, но я упорно продолжаю делать вид, что эту проблему можно решить не только безболезненно, а даже красиво. Оказывается, я не столь уж далека от истины.
— Вадька только что звонил. Я уже была в дверях. Мне кажется, он что-то чувствует. Бедняжка…
Я придерживалась мнения, что муж Вики скорей Казанова, нежели Франциск Ассизский, но Вика, я знаю, незыблемо верила в его святость. Каждому, как говорится, свое.
— Послушай, у тебя сейчас есть кто-нибудь? — вдруг спросила она.
— В смысле?
— В смысле мужского пола.
— Сама не знаю. Сперва нужно сдать перевод.
— Брось притворяться. Одно другому не мешает, — сказала Вика безапелляционным тоном человека, незыблемо верующего в то, что деньги, как и дети, появляются на свет без заметных усилий с нашей стороны.
— Меня недавно бросил любовник. Забрал последние сто баксов и…
— Я серьезно, а ты меня за дуру держишь. — Вика обиделась. Я и не думала убеждать ее в том, что сказала чистую правду. — Ладно, мне не нужно чужих секретов — от своих голова кругом идет. Представляешь, Лорик, я, кажется, влюбилась.
Она ждала от меня реакции на свое признание. Я подняла ноги и завела их за голову. В этой позе мои мозги обычно работали в высшей степени образно и ярко.
— Счастливая. — Вика вздохнула. — Все тебе по фигу, если не сказать больше. Хотя ты, наверное, права. До недавних пор мне тоже окружающая жизнь казалась сплошным телесериалом. Слушай, он так похож на Джеффа Колби.
— Кто?
— Ну… Его фамилия Войтецкий. Станислав Войтецкий. В нем есть польская кровь. Представляешь? Я еще в юности мечтала влюбиться в человека своей крови.
Вика считает себя полькой. Почему-то тетя Лена, ее мать, родная сестра моей матери, так не считает.
— Ты не удивлена? Только честно.
Я уловила в тоне Вики нотки обиды.
— Рада за тебя. От души.
— Серьезно? Я так и знала. Только ты способна понять меня как нужно. Представляешь, он художник по интерьеру. Ужасно образованный и начитанный. За последнее время я так опустилась среди этих «новых русских». Все-таки существуют вещи, которые невозможно приобрести за деньги.
— Например?
— Врожденный аристократизм и интеллект. Обаяние. Тактичность. Особое отношение к женщине. Чуткость, предупредительность, способность угадать…
— Ты с ним уже переспала? — нарочито грубо спросила я, желая спустить ее на землю.
— Еще нет. Понимаешь, мне так трудно переступить через себя. Ты ведь знаешь: у меня не было никого, кроме Вадика. Я такая старомодная, такая… — Вика снова щелкнула зажигалкой. — Но это неизбежно. Без этого любовь неполноценна. Я понимаю это разумом. Господи, неужели все это случилось со мной?
В ее голосе я уловила восхищение. Похоже, она была не на шутку увлечена этим Станиславом Войтецким.
Я опустила ноги и закрыла глаза. Я вдруг вспомнила: «Эскейпом» пахло от меня в тот вечер, когда я познакомилась с Денисом.
— Он совсем не такой, как остальные. Ему достаточно того, что он со мной, держит меня за руку, смотрит мне в глаза, — говорила Вика. — Но я-то понимаю: так не может продолжаться до бесконечности. Мужчине нужна женщина. Это неоспоримо. Я не хочу, чтоб ею стала другая. Ты ведь знаешь, я вовсе не придерживаюсь мнения, что секс способен заменить все остальные ощущения, но то, что он занимает…
Я уже не слушала Вику. Я больше не могла терпеть пытку «Эскейпом». Я вскочила с дивана и уселась на ковре в позе лотоса. О, это обманчивое чувство самообладания…
— Я не могу пригласить Станислава к себе — это некрасиво и, честно говоря, небезопасно, — продолжала Вика. — Он может Бог знает что обо мне подумать. Он и так не поверил, когда я сказала, что ни разу не изменила мужу. Но ведь это так и есть, Лорик, и ты тому свидетель. Слушай, а что, если нам устроить ужин втроем? — внезапно осенило мою кузину. — Само собой, все хлопоты и расходы беру на себя. Лорик, солнышко, это было бы так здорово! А то Станислав наверняка думает, что я из самой что ни на есть кондовой среды. А ведь я и музыке училась, и даже, как ты помнишь, ходила в балетный кружок. Лорик, ну что же ты молчишь? Ты ведь не возражаешь, да?
Вика присела на корточки и попыталась заглянуть мне в глаза. Я их тут же закрыла.
— Я позвоню ему сию минуту. Он, как и ты, ночная птица. Вчера он позвонил мне в половине второго, можешь себе представить? У меня потом так колотилось сердце, что пришлось принять тазепам. У него потрясающий голос. Лорик, лапочка моя, вот увидишь: ты будешь в восторге от Станислава. У вас с ним найдется столько общих тем.
Вика сняла телефонную трубку.
— Но ведь ты собиралась поехать на дачу, — попыталась возразить я: не люблю заводить новые знакомства.
— Что ты! Это так пошло — принимать любовника на собственной даче. Да и соседи у нас ужасно любопытные. Эти Кулешовы даже в окна подглядывают. — Вика уже набирала номер.
Я легла на спину и попыталась расслабиться. Но мне ужасно мешал запах, исходящий от Викиного жакета. Я зажала нос пальцами. От них тоже пахло «Эскейпом».
«От себя не убежишь, — пронеслось в голове. — Да и зачем?..»
Этот Станислав на самом деле оказался великолепным мужчиной — я поняла это, едва он переступил порог моей квартиры. Его глаза ощупали меня со всех сторон, но сделали это очень бережно, даже, можно сказать, нежно. Я понимающе улыбнулась, и между нами мгновенно установилось доверие. По крайней мере мне так в тот момент показалось.
Мы болтали, как давние приятели, и пили сухое вино, которое принес Войтецкий. Вика вырядилась, как на светский раут, и выставила на наше обозрение чуть ли не половину своих бриллиантов, я неплохо смотрелась в трикотажном платье в обтяжку, которое привезла мне из Италии Вика. Я давно убедила себя, что мне не идет грим — я ленива, что касается забот о собственной внешности, — и лишь слегка подкрасила губы и провела серебристо-сиреневым карандашом по краю век. Вика выглядела слишком роскошно для моей кухни. Правда, свечи здорово все ретушировали, заполняя пространство пугливо вздрагивающими тенями. Я не хотела признаваться себе в том, что мне было хорошо. Я давно не чувствовала себя таким образом.
— Он говорит, ты замечательная, — шепнула мне Вика, когда Войтецкий отлучился на минутку в ванную. — Ну, а ты что скажешь? — потребовала она взамен.
