Из-за закрытой двери столовой доносились приглушенные голоса. Я узнала голос Лидии. Другой, мужской, сперва показался мне незнакомым.
— Надо взять себя в руки и попытаться жить так, как живут все, — сказала Лидия.
— Это невозможно! — Мужчина говорил на повышенных тонах. — Я боюсь ее. Я весь сжимаюсь, когда она дотрагивается до меня. Я сто раз делал над собой усилия, но у меня ничего не вышло.
Наконец я узнала, чей это голос, — Димкин. Меня взяло любопытство. Я чувствовала, что Димка не был в доверительных отношениях с матерью — Лидия к тому же была слишком молода для того, чтоб он мог считать ее авторитетом. Димка, я знала, всегда нуждался в покровительстве и потому с детства тянулся к бабушке.
Звякнуло стекло. Они что-то пили. Наверное, не воду и не сок. Это меня тоже удивило — спиртные напитки в доме Измайловых подавались к столу лишь по большим праздникам.
— Ты был у Юрия, Ира узнала об этом. Ты должен быть осторожным, если уж не можешь жить без этого припадочного.
— Он не припадочный, мама. Просто он не такой, как все. Он белая ворона. Вот Старый Мопс и засунула его в психушку. Он страдает, мама. Нормальный человек среди психов — жуткая трагедия.
— Это каприз. У твоего Юрия все устроено точно так, как у всех остальных. Понимаю, был бы он гермафродитом, как Усольцев или…
— Ты ничего не понимаешь! У Юрасика внутри все устроено не так, как у остальных. И этого не переделать. Он столько раз пытался, делал над собой нечеловеческие усилия и в итоге загремел в неврологию.
— Он был влюблен в Ларису, — сказала Лидия.
— Да, но…. Словом, это очень запутанная история. Я тоже был в нее влюблен. И если бы мы не были братом и сестрой, быть может, я… Сам не знаю, мама. Нам было хорошо втроем. Зачем вы нас тогда разлучили?
Его голос сорвался на рыдание.
— Поползли сплетни. Мы с твоей бабушкой до смерти испугались. Ну а когда Анжелика Петровна застукала Юрия голого и в парике, она просто взбесилась. А тут еще вы с Лорой там очутились. Спрашивается, что вы делали ночью в палисаднике Космачевых?
У меня затекла нога, и я переменила положение. Половица подо мной громко скрипнула.
— Это Мурзик, — сказал Димка, имея в виду большого серого кота, у которого была тяжелая, отнюдь не кошачья походка. — Мы… Он пригласил нас к себе. Он сказал, чтоб мы влезли через окно тайком от Старого Мопса. Лорка потеряла сознание, когда увидела Юрасика голым. Наверное, она до того никогда не видела голых мужчин.
— Тебе нужно завязать с этим делом, — решительным тоном заявила Лидия. — Нечего нюни распускать. Ты должен сказать себе: я такой же, как все. Ясно?
— Но я не такой, как все! — Димка снова повысил голос. — Прошу тебя, поговори с Иркой, объясни ей, чтоб оставила меня в покое. Я буду давать ей деньги, буду ночевать дома и сохранять видимость семьи. Только пускай она не заставляет меня спать с ней.
— Я уже говорила. Она твердит, что ей нужен мужчина. Ты же не допустишь, чтоб твоя законная жена пошла налево и вызвала поток грязных сплетен. Ты же знаешь, в нашем городе ничего не скроешь.
— Проклятый город! Я всегда рвался уехать отсюда. Сделай же что-нибудь, мама! Я так больше не могу.
Наступила тишина. Я слышала, как завывает в печной трубе ветер.
— Если ты переберешься сюда, по городу тоже поползут сплетни. Тем более сейчас, когда у нас гостит Лора, — размышляла вслух Лидия. — А что, если…
Ветер взвыл с такой силой, что заглушил ее слова.
— …Но ты не думай, я тоже не позволю тебе на виду у всего города проведывать Юрия, — донеслось до меня, когда вой в трубе немного утих. — А то люди скажут, что мать потворствует дурным наклонностям сына.
Я услышала шаги в столовой и поспешила спрятаться за угол. Дверь открылась. Димка прошел совсем близко от меня, на ходу натягивая перчатки. Через минуту заработал мотор его машины.
Я поднялась на цыпочках к себе и легла поверх одеяла. Итак, мои подозрения по поводу «голубизны» Юрасика оправдались. Меня это уже не волновало — в Москве у меня были среди «голубых» друзья. Я давно смирилась с тем, что моя так называемая первая любовь была подарена «голубому». Но я утешала себя: в ту пору Юрасик еще не был «голубым». Его колебало из стороны в сторону. Мне кажется, он был таким нежным и чувствительным именно потому, что в нем намечалась «голубизна».
То, что с «голубизной» оказался и Димка, странным образом поразило меня. Я лежала и прокручивала эту информацию в башке, как вдруг услышала, что по лестнице кто-то поднимается. Открылась дверь, и я увидела Лидию.
— Не спишь?
У нее был тусклый голос.
— Нет. Посиди, если хочешь.
Она села в кресло напротив.
— Ты ничего не слышала?
— А что случилось?
— Димка заезжал. У него все в жизни кувырком. Я хочу посоветоваться с тобой.
От Лидии пахло коньяком. Это было так же странно, как если бы от моей матери вдруг завоняло мазутом.
— Валяй.
— Понимаешь… как бы это сказать… ну, словом, Дима мне не сын. — У Лидии заплетался язык. — Это семейная тайна. Не вижу, почему я должна хранить ее после смерти главного действующего лица.
Я открыла рот.
— А чей же он в таком случае сын?
Наступило молчание. Царивший в комнате полумрак казался мне тяжелым, как свинец.
— Миши Орлова. И моей… Боже, это невозможно произнести вслух!
— Напиши на бумаге. Или оставь, как было. Я не собираюсь тянуть тебя за язык.
— Она перевернется в гробу, когда узнает, что это больше не тайна. Она…
— Я все поняла, успокойся. Ловко же вы дурачили нас всех почти три десятка лет. Зачем, спрашивается?
— Позор-то какой, позор! — причитала Лидия.
— Родить ребенка от любимого человека?
— Она изменяла отцу. Она так и не созналась ему в этом. Он думал, Дима его сын.
— Какого же хрена вы тогда устроили эту комедию с твоим материнством? — недоумевала я. — Что, она не имела права родить ребенка от собственного мужа?
— Но ведь ей уже было сорок семь. В таком возрасте женщины не спят со своими мужьями. Это всем известно. К тому же отец был калекой. Ты ведь помнишь, он ходил с палкой и был ниже бабушки ростом.
— А разве для тебя не было позором, как говорится, принести в подоле? Уверяю, о тебе судачили на каждом углу.
— Мне так или иначе не судьба замуж выйти. За мной ухаживали приличные люди — учитель истории, врач-гинеколог, сын архитектора Збруева. Но я с шестнадцати лет знала, что никогда не выйду замуж.
Я была еще больше заинтригована, но старалась не подать виду. Я боялась каким-нибудь неосторожным словом спугнуть Лидию, прервать ее откровения.
