— Мы плечо к плечу у мачты против тысячи вдвоем, — процитировала я слова старой пиратской песни и добавила: — Море зовет меня на подвиги. Загадай желание.
— Есть.
— Тогда вперед.
Я сунула ноги в туфли и потянула на себя ручку двери.
— Ты сошла с ума.
— Нет. Если хочешь изображать болельщиков, надень свитер.
— Я не позволю тебе…
— Интересно, кто тебя спросит? — Я обернулась с порога и помахала Денису рукой. — Чао, мальчиша.
Он сдернул с едва теплой батареи полотенце, сунул в карман джинсов недопитую бутылку. Мы сбежали по лестнице в холл. Я направилась прямо к двери, Денис задержался возле автомата с сигаретами.
В лицо ударил пропахший морем ветер. Я шла, рассекая его грудью, и думала о том, что мир принадлежит нам двоим. Денис скоро станет знаменитым. Славу он разделит со мной. Нет, он положит ее к моим ногам. Ведь он повторял все время, что стал амбициозным с тех пор, как встретил меня. А как-то под рюмку сказал: «Я делаю все это только ради тебя». Итак, я шла навстречу морю, раздувая ноздри. Мне казалось, я вот-вот взлечу. Я оглянулась и протянула руку Денису — уж если взлетать, так вдвоем.
Мы быстро разделись и, держась за руки, вошли в воду. Она показалась мне совсем не холодной, хотя все тело и покрылось мурашками.
— Возвращаемся, — сказал Денис, когда мы были по колено в воде.
— Без меня.
Я отпустила его руку, сделала рывок вперед и нырнула под набегавший вал. До сих пор помню это ощущение — словно скольжу животом по гладкому льду на космической скорости. Денис остался далеко позади, а потом мы и вовсе разминулись, очутившись в разных измерениях. Этот сумбур пронесся в моем мозгу за какие-то секунды. Я развернулась под водой и вынырнула лицом к берегу. Денис был в двух метрах от меня. Он стоял по щиколотку в воде, обхватив руками плечи. Меня огорчило, что он не нырнул за мной, хотя поначалу я и не думала об этом. Я бросилась на берег, вдруг ощутив стыд от того, что я голая, поспешила закутаться в полотенце. Денис решил, что мне очень холодно.
— Все-таки это настоящее безрассудство. Но я все равно тобой горжусь. — Он закутался в полотенце и стучал зубами. — Если мы не заболеем, буду гордиться еще больше.
Денис взял с лавки бутылку, глотнул прямо из горлышка аперитива, потом протянул ее мне.
…Я повернулась на сто восемьдесят градусов пошла в сторону отеля Воспоминания причинили мне чуть ли не физическую боль. Я пожалела, что приехала в Италию, хотя, как мне до сих пор казалось, мной и руководили не ностальгические мотивы. Тогда какие, спрашивается?
«Завтра уеду в Больцано к Элине и Марко, — решила я. — В Римини больше никогда в жизни не вернусь».
— Звонил твой дружок, бамбина, — сказал Винченцо, едва я переступила порог. — Просил передать, что оставит для тебя билет у капельдинера. Возьмешь меня с собой?
— Да, — сказала я и юркнула в коридор. Сердце радостно забилось.
«Успокойся, — уговаривала я себя. — Ты знаешь наперед, что будет. И даже в какой последовательности: вспышка страсти, охлаждение, измена, снова вспышка… Выдержишь ли?»
Раздался телефонный звонок. Я не спешила снять трубку — я была уверена, что звонит Винченцо.
— Где ты была? — услыхала я совсем рядом голос Дениса. — Этот шимпанзе тебе передал?
— Он понимает по-русски.
— Знаю. Пускай не подслушивает. Придешь?
— С Винченцо.
— С чего это вдруг?
— Он пригласил меня на твой концерт еще вчера.
— Надо же, какой меломан. — Он помолчал. Потом спросил совершенно другим — потеплевшим — голосом: — Ты где была?
— На пляже. Ты ведь знаешь: я обожаю море.
Он усмехнулся.
— Купалась?
Я усмехнулась ему в тон.
— Забыла взять полотенце.
Я смотрела на палас, которым быт застлан пол в комнате. Темно-серые, серые и бежевые ромбы чередовались с упрямой последовательностью в каждом новом ряду. Это было так похоже на наши с Денисом отношения, что впору было кричать от накатившей безысходности.
— В чем дело? Все не можешь простить?
— Могу. Но это не имеет никакого значения.
— Я тебя не понял. — В трубке что-то щелкнуло. Очевидно, Винченцо на самом деле нас подслушивал. — Повтори, что ты сказала.
— Я уезжаю завтра утром в Больцано.
— А… Хорошо. До вечера.
Он первый положил трубку.
— На тебя все смотрят, — сказал Винченцо, когда мы сели на свои места в амфитеатре. — В зале есть мои знакомые. Будут мне завидовать. — Он улыбнулся и похлопал меня по руке. — Поняла, почему я так хотел, чтобы ты пошла со мной на концерт? А?
— Спасибо, Винченцо, — пробормотала я, проникнувшись к нему благодарностью. — Ты настоящий друг.
Я представила, как мне было бы одиноко и плохо, если бы я пришла на этот концерт без Винченцо. А ведь я бы обязательно пришла.
— Я очень корыстный человек, Лора.
— В таком случае объясни, пожалуйста, почему ты так упорно пытался затащить меня именно на этот концерт? Мы с таким же успехом могли пойти в театр или куда-то еще.
Винченцо снова похлопал меня по руке, потом вдруг взял ее и прижал к губам. При этом обвел взглядом зал.
— Сама скоро поймешь, бамбина Лора. Ты умная и очень душевная. Я правильно употребил это прилагательное?
— Не знаю, что ты имел в виду.
— Я хотел сказать, что ты можешь все понять и не станешь осуждать ближнего. Потому что твой ближний тоже всего лишь обыкновенный человек. Мне так хочется посидеть с тобой вдвоем и кое-что тебе рассказать. И ты, если захочешь, мне расскажешь. Мне очень нужен друг, бамбина. Женщина-друг. Наверное, ты думаешь, что я помешан на сексе? Признайся, ты думаешь так?
Я вздохнула.
— Я тоже помешана на нем, Винченцо. Только об этом почему-то никто не догадывается. Наверное, я это слишком хорошо скрываю.
— Кажется, я понял тебя. — Он смотрел на меня растроганно. — Уверен, тебе очень непросто живется в этом мире.
Сантини подошел ко мне во время перерыва. Это был высокий мужчина неопределенного среднего возраста. Итальянского в нем было еще меньше, чем во мне, — на севере Италии очень распространен этот усредненно европейский тип.
— После концерта едем в «Касабланку», — сказал он, обменявшись со мной формальными любезностями. — Приходи в артистическую.
— Кто едет? — поинтересовалась я.
— Деннис, я и мои сестры. Ужин даю я.
— Меня пригласил Винченцо. Я дала согласие.
Сантини смерил Винченцо оценивающим взглядом.
