Члены экипажа сошли по трапу.
Здесь их никто не ждал.
Капитан и тридцать человек команды ступили в тот край, где нескончаемый ветер летал над пыльными морями и средь мертвых городов, которые были мертвы уже в ту пору, когда Земля еще только распускалась диковинным цветком на расстоянии в трижды двадцать миллионов миль. Небо, сверкающее ослепительной ясностью, походило на хрустальную лохань, где заспиртованы немигающие звезды. Горло и легкие терзала резь. Каждый вдох давался с трудом. Воздух был неуловим, как ускользающий призрак. Члены экипажа страдали от головокружения и вдвойне остро ощущали свое одиночество. На их корабль опускался песчаный саван. Пройдет совсем немного времени, сулил ночной ветер, и, если не будете дергаться, я вас похороню, как похоронил многие города и засохшие трупы, которых никто больше не увидит, похороню вас, как иголку в комке мишуры, – вы даже обжиться тут не успеете.
– Внимание всем! – с напускной бодростью прокричал командир.
Его слова, будто обрезки прозрачной бумаги, разметало ветром.
– В одну шеренгу становись! – скомандовал он в лицо безмолвию.
Астронавты в замешательстве сделали несколько шагов. Топчась на месте и натыкаясь друг на друга, они кое-как построились.
Капитан обвел взглядом шеренгу. Планета была под ногами и всюду вокруг. Люди стояли на дне пересохшего моря. На них нахлынула сокрушительная тяжесть годов и столетий. Ничего живого. Марс был мертв и настолько далек от их мира, что каждого незаметно пробрал озноб.
– Итак, – натужно выкрикнул командир, – с прибытием!
– С прибытием, – повторил призрачный голос.
Люди вздрогнули. Позади них полузахороненный город, который явился им в саване из пыли, песка и сухого мха, город, который затонул во времени по самую высокую башню, ответил эхом, отразившимся от стен. Эти черные стены подернулись рябью, как быстрые речные потоки над песчаным дном.
– Теперь за дело, – продолжал командир.
– Дело, – повторили стены, – дело.
Командир не смог скрыть досаду. Его подчиненные больше не оборачивались, но их затылки похолодели, а волосы зашевелились.
– Шестьдесят миллионов миль, – шепнул капрал Энтони Смит, замыкавший шеренгу.
– Разговорчики в строю! – рявкнул командир.
– Шестьдесят миллионов миль, – повторил Энтони Смит, обращаясь к себе самому, и повернул голову.
В холодном черном небе, высоко над головой, светилась планета Земля – звезда, такая же, как прочие, далекая и прекрасная, но всего лишь звезда. Ее очертания и свет не выдавали ни морей, ни континентов, ни штатов, ни городов.
– Отставить разговоры! – в гневе крикнул командир, досадуя на свою несдержанность.
Все головы повернулись в сторону Смита.
А он смотрел на небо. Другие проследили за его взглядом и тоже увидели Землю, немыслимо далекую, отделенную от них шестью месяцами полета и миллионами миллионов миль пути. Их мысли смешались. Много лет назад земляне отправлялись к полюсу на лодках, кораблях, воздушных шарах и аэропланах; в экспедиции отбирали самых смелых, незаурядных, уравновешенных, ловких, несгибаемых и хорошо тренированных. Однако выбирай не выбирай, а кое-кто не выдерживал, уходил в белое арктическое безмолвие, в долгую ночь или безумие нескончаемого дня. И все это – от одиночества. Все от одиночества. Человек ведь стадное животное: оторви его от привычного быта, от женщин, от дома и города – у него мозги начнут плавиться. До чего паршиво, когда человеку одиноко.
– Шестьдесят миллионов миль! – повторил Энтони Смит, больше не понижая голоса.
А взять экипаж в тридцать человек. Всех сформируй, подгони, разложи по полочкам да по ящичкам. Всем введи противоядие для души и тела, очисти от вредных примесей, проветри мозги, спрессуй всех воедино, чтобы из этих отчаянных получился пистолет, который выстрелит прямо в яблочко! А что в конечном итоге? Шеренга из тридцати человек: один уже разговаривает сам с собой, даже не таясь; тридцать голов задраны к небу и глазеют на далекую звезду, хотя всем известно, что Иллинойса, Айовы, Огайо и Калифорнии для них больше нет. Нет ни городов, ни женщин, ни детишек – ничего такого, что мило сердцу, привычно и дорого. А все потому, что угораздило их попасть в этот отвратительный мир, где без продыху дует ветер, где все мертво, а командир пыжится, чтоб выглядеть бодрячком. И в один прекрасный миг говоришь себе, да так, словно раньше это и в голову не приходило: «Боже праведный, я на Марсе!»
Именно это и сказал Энтони Смит.
– Я не дома. Я не на Земле. Я на Марсе! А Земля где? Да вот же она! Видишь, там крохотная фиговинка светится? Это она и есть. Бред какой-то. Что мы здесь забыли?
Люди оцепенели. Командир резким кивком вызвал из строя психолога Уолтона. Быстрым шагом они вдвоем прошли вдоль шеренги, делая вид, будто ничего не случилось.
– Эй, Смит, какие-то проблемы?
– Мне здесь ловить нечего. – Смит побледнел. – Господи, зачем я только завербовался? Это же не Земля.
– Тебя никто силком не тянул сдавать экзамены и нормативы – ты знал, на что идешь.
– Нет, не знал. Я об этом не думал.
Командир повернулся к психологу, не скрывая раздражения и неприязни, как будто тот был всему виной. Врач пожал плечами. «От ошибок никто не застрахован», – чуть не сказал он, но вовремя прикусил язык.
У молодого капрала потекли слезы.
Психолог мгновенно развернулся к нему.
– Почему стоим? Развести костры! Натянуть палатки! Живо!
Люди разошлись, ворча. Они держались неестественно прямо и все время озирались.
– Этого я и опасался, – сказал психолог. – Именно этого. Космос – дело темное. Здесь сам черт ногу сломит. Разве можно предвидеть, сколько раз по шестьдесят миллионов миль человек может пролететь безболезненно? – Он привлек к себе молодого капрала. – Ну, хватит, хватит. Все хорошо. Принимайся за работу, капрал. Займись делом. Не ленись.
Капрал закрыл лицо руками.
– Жуткое ощущение. Знать, что все осталось позади. И что эта проклятая планета мертва. Кроме нас, тут никого и ничего.
Его поставили разгружать замороженные продукты.
Психолог и командир немного постояли на близлежащем песчаном холме, наблюдая за действиями экипажа.
– Он прав, спору нет, – сказал психолог. – Мне, признаюсь, тоже не по себе. Что-то давит на мозги. Со страшной силой. Одиноко здесь. Такая даль, такая мертвечина. Да еще этот ветер. И заброшенные города. Хоть вешайся.
– Мне и самому тошно, – признался командир. – А что, по-твоему, нам делать? Со Смитом, к примеру? Удержится он на краю или свалится в пропасть?
– Я буду начеку. За ним глаз да глаз нужен. Если свалится в пропасть, боюсь, он и других за собой потянет. Мы тут в одной связке, хотя не все это чувствуют. Только бы со вторым кораблем ничего не случилось. Ладно, пойду.
