В машину они сели молча. Когда Керк повернул ключ зажигания, Уилли-Боб робко спросил:
– Или я ошибся?
Повернувшись к нему, Керк негромко рассмеялся:
– Нет-нет, все верно.
– Тогда почему?..
– Не мог видеть, как этот сукин сын над тобой измывается прямо на улице. Я не мог этого допустить.
– А знаете, я его люблю.
– Тем хуже. Но теперь ты в надежных руках.
– И как вы со мной поступите?
– Считай, что я – человек без носа. А ты – пачка салфеток «Клинекс». Что-нибудь придумаю.
Керка разбирал смех. Уилли-Боб тоже стал похохатывать.
– Ой, не могу поверить! Это было шикарно!
У обоих потекли слезы.
– Считаешь? – спросил Керк и выехал со стоянки, увозя своего пассажира.
Они нашли закусочную, но и тогда не могли удержаться от смеха. Заказали через окошко два гамбургера, картофель фри, пиво и стали ждать, пока пройдет хохот.
– Господи, как вспомню его физиономию! Ох, как полегчало-то! – не унимался Уилли-Боб.
– На то и был расчет, – сказал Керк.
– Впервые в жизни, впервые я настоял на своем!
«Не больно-то ты настаивал», – подумал Керк, но смолчал.
– Представляю, как он сейчас мечется по бульвару, ищет меня, беснуется… – Тут у него дрогнул голос. – Господи, что будет, когда он меня найдет! К тому же мои вещи у него дома.
– Разве у вас не общее жилье?
– Мы снимаем квартиру на Фаунтин.
– И много там твоего барахла?
– Порядочно. Одежда на смену. Туалетные принадлежности. Раздолбанная пишущая машинка. Вроде это основное.
– Не густо, – сказал Керк.
Заказ подоспел как раз вовремя – пауза грозила затянуться. Ели они в молчании. Сжевав половину гамбургера, Уилли-Боб сдавленно спросил:
– Можно все же узнать, что вы собираетесь со мной делать?
– Ничего.
– В принципе, я готов. Я ведь вам обязан.
– Ничем ты мне не обязан. А вот себе – обязан. Завязывай с этим делом или вали отсюда.
– Вы правы. И все-таки я не понимаю, почему вы это сделали, почему мы с вами сейчас тут сидим?
Керк сосредоточенно жевал гамбургер, глядя на лобовое стекло, где остались пятнышки от разбившейся мошкары. Он пытался расшифровать тайные знаки, образованные этими засохшими метками.
– Если две собаки начнут спариваться посреди улицы и не смогут расцепиться, я выскочу из машины и окачу их из шланга. Если совенок выпадет из гнезда, я его подберу, принесу домой и буду отпаивать теплым молоком. Черт его знает.
– Значит, я совенок, выпавший из гнезда?
– Очень похож.
– И летать не умею.
– Потому я за тебя и вступился.
– Но вы же обо мне ничего не знали.
– Ну почему же, знал. Мне достаточно было видеть твою походку. Слышать твой голос.
– О нем вы тоже ничего не знали.
– Знал – видел его походку, слышал все про его жизнь, а заодно и про твою.
– Вы ужасно проницательны: все видите, все слышите.
– Это качество мне в минус. От него сплошные неприятности. Вот мы с тобой здесь сидим. А дальше что?
Разделавшись с гамбургерами, они откупорили пиво, и Уилли-Боб сказал:
– Может, поживем вместе…
– Еще чего, – перебил Керк и тут же осекся. – Пойми, я просто-напросто тертый калач, глаз у меня наметан, но я, мягкотелый придурок-благодетель, увяз по уши в своих подвигах, а теперь не знаю, куда деваться, – равно как и ты. На самом деле мы друг другу совершенно не нужны. Единственное, что нас сближает, – это мое сочувствие и твой страх.
– На это и будем рассчитывать, – сказал Уилли-Боб. – Поедем к тебе? То есть если мы сегодня поедем к тебе.
– Твоя уверенность тает с каждой секундой.
– Боюсь до смерти. Чувство такое, будто меня вырвало в церкви.
– И Господь Бог тебе этого не простит, так, что ли?
– Он меня никогда не прощает.
Керк отхлебнул пива.
– Твой парень не Господь Бог. Он Люцифер. А его жилище – ад на земле. Лучше застрелиться, чем вернуться к нему.
– Понимаю, – кивнул Уилли-Боб, закрыв глаза.
– А сам к этому склоняешься, верно?
– Верно.
– Давай снимем тебе комнату на ночь. Побудь наедине с собой – может, тогда…
– Наберусь храбрости?
– Черт возьми, кто я такой, чтобы тебе советовать?
– Господи, мне как раз нужен совет. Да, номер в гостинице – было бы неплохо. Только у меня денег нет…
– Думаю, такой расход мне по карману, – сказал Керк.
Он завел машину, и Уилли-Боб попросил:
– По дороге в гостиницу – если, конечно, это не слишком большой крюк – нельзя ли нам проехать мимо твоего дома, просто чтобы я посмотрел…
– На что там смотреть?
– Снаружи, естественно, – на дом, где ты живешь с семьей, – ты ведь женат, правда? Хочется увидеть что-нибудь основательное, надежное. Только проедем мимо – и все, можно?
– Ну, не знаю, – растерялся Керк.
– Можно? – повторил Уилли-Боб.
Они покружили по Голливуду. Керк спросил:
– Ты где-нибудь работаешь? Ясно: нигде. Завтра привезу тебе объявления о вакансиях, чтобы ты мог встать на ноги и разобраться в себе. Давно ты живешь – если можно так выразиться – с этим негодяем?
– Уже год. Лучший год моей жизни. Целый год. Кошмар всей моей жизни.
– Из крайности в крайность. Мне знакомо такое чувство.
У одноэтажного белого особняка, где жил Керк, они снизили скорость. Одно из окон светилось мягким абрикосовым светом. Даже на Керка повеяло теплом, и он едва не остановился.
– Твое окошко? – спросил Уилли-Боб. – Выглядит изумительно.
– Нормально.
– Боже, как ты добр. Почему я не могу успокоиться и принять твою помощь? Что со мной делается? – простонал Уилли-Боб и пустил слезу.
Протянув ему бумажный носовой платок, Керк неожиданно для себя наклонился и поцеловал его в лоб. На заплаканном лице Уилли-Боба мгновенно высохли слезы и отразилось изумление.
Керк отпрянул:
– Извини. Не обижайся!
Посмеявшись, они развернулись и поехали назад, в Голливуд, где нашли скромную гостиницу.
Керк вышел из машины.
– Нет, садись за руль, – попросил Уилли-Боб.
