– Я так и думала, – сказала она, – по тебе заметно.
– А? – переспросил он, светским жестом поднимая нож и вилку.
– Чарли, – начала она мечтательно, – не мог бы ты сделать мне большое одолжение?
– Какое угодно.
– Чарли, помнишь то время, когда мы только поженились – год назад?
– Ну конечно, до мельчайших трогательных подробностей!
– Хорошо, Чарли, а помнишь ли ты, какие книги читал, когда за мной ухаживал?
– Разве это существенно, дорогая?
– Еще как.
Нахмурившись, он попытался напрячь память.
– Не могу сказать, – признался он через некоторое время. – Но к ночи, возможно, припомню.
– Да уж, пожалуйста, – подстегнула она. – Видишь ли, дело в том, что я хочу тебя попросить вновь обратиться к тем же книгам, независимо от жанра, которые ты читал на заре нашего знакомства. Тогда ты просто сразил меня своим обхождением. Но с тех пор ты… переменился.
– Переменился? Я? – Он отшатнулся, будто от холодного сквозняка.
– Мне хочется, чтобы ты их перечитал, – повторила она.
– Но почему?
– Потому что.
– Чисто женская логика. – Он хлопнул себя по колену. – Но я постараюсь. Как только вспомню, перечту их все до одной.
– И еще, Чарли, пообещай, что будешь читать их ежедневно, всю оставшуюся жизнь?
– Ваше желание, любезнейшая, для меня – закон. Будь добра, передай солонку.
Но он не сумел вспомнить заглавия тех книг. Вечер тянулся нескончаемо, а она, кусая губы, все рассматривала свои пальцы.
Ровно в восемь она подскочила, воскликнув:
– Я сама вспомнила!
Через считаные мгновения она уже мчалась в автомобиле по темным улицам в книжный магазин, где, смеясь, купила десять книг.
– Спасибо! – сказал продавец. – Заходите еще!
Ее проводил звон колокольчиков над дверью.
Чарли обычно читал по ночам, засиживаясь иногда часов до трех, и добирался до постели на ощупь, когда глаза уже ничего не видели.
Сейчас, в десять часов, прежде чем лечь спать, Мари проскользнула в библиотеку, молча выложила все десять купленных книг и на цыпочках удалилась.
Подсматривая в замочную скважину, она думала, что сердце у нее выпрыгнет из груди. Ее трясло, как в лихорадке.
Через некоторое время Чарли поднял взгляд на письменный стол. Заметив новые книги, он прищурился. А после недолгих колебаний закрыл том Сэмюэля Джонсона, но не сдвинулся с места.
– Ну давай! – шептала Мари в скважину. – Давай же ты! – От волнения у нее перехватывало дух.
Чарли задумчиво увлажнил губы, а потом не спеша протянул руку. Взяв одну из новых книг, он открыл ее, устроился в кресле и стал читать.
Тихо напевая себе под нос, Мари отправилась спать.
Наутро он ввалился в кухню с радостным криком:
– Привет, красавица! Привет, милое, удивительное, доброе, понимающее создание, живущее в этом огромном, бескрайнем, прекрасном мире!
Ее взгляд лучился счастьем.
– Сароян?
[16] – уточнила она.
– Сароян! – воскликнул он, и они приступили к завтраку.
Америка
Здесь есть мечта, которая зовет
Тех, кто берет билет на самолет
И в поздний час среди небесных трасс
Гадает: к счастью иль к беде?
А мы, как рыбины в воде,
Плывем, считая: всюду так, свободен всяк
И пруд бескрайний – сам себе кумир.
Но дальний мир
Не виден нам, глупцам.
Пристало ль нам бранить других,
Кто по воде, по небесам стремится к нам?
Но мы твердим: уж слишком много их.
А сами ищем рай себе на старость —
Любой далекий край,
Чтоб в нем прожить, сколь нам осталось.
«Опомнитесь!» – увещевает Чад.
«Вы спятили? – арабы вопиют. —
Мы отдали б себя, чтобы забыть тот ад.
Неужто взгляд ваш слеп? Свободы воздух – хлеб.
Свободы роща – ваш приют,
Так развернитесь к ней лицом,
Дышите каждым деревцом».
Но нет. Для нас – само собой
Свобода, что дарована судьбой.
Десятки, сотни рвутся каждый день
Под эту сень
Из мира, что нещадно их исторг.
Спроси у них: Америка плоха?
Ответ – в глазах. Ну что таить греха?
А мы: «Ах, что за шум, к чему такой восторг?»
Пойми – вдали от бедствий и войны
Все люди счастья попытать вольны.
А ты цветной листаешь каталог,
Процент высчитываешь, глядя в потолок,
И невдомек тебе, что здесь – магнит,
Мечта, которая манит.
